Салават-батыр

— Так, Ефстафий Митрофаныч, так… Помню и ценю тебя за твою исправную службу… А ты, случаем, не догадываешься, зачем я за тобой посылал? Должок ведь за мной остался. Про то, что завтра будет, мне неведомо, а долг, как известно, платежом красен, — сказал Пугачев и протянул Долгополову пятьдесят рублей. — Бери, родимый, и гуляй. Отныне ты птица вольная, сам себе голова.

Сунув деньги в карман, Долгополов осмелел.

— Царь-батюшка, говоря по чести, я ведь не токмо Павла Петровича, но и своих деньжат немало поистратил.

— Понимаю, Бфстафий Митрофаныч, очень даже понимаю. Так ведь и я изрядно поиздержался. Кабы не ограбили меня, я б тебе поболе отвалил. Бери тады уж коня в придачу, что ли.

— И на том спасибо, царь-батюшка, — поклонился тот и, наспех распрощавшись, удалился.

Отпустив купца, Пугачев снова задумался. Одолеваемый сомнениями, он вызвал к себе Минеева.

— Ты как полагаешь, полковник, достанет ли у нас сил на Казань, а?

— Так точно-с, Ваше величество, достанет, — не задумываясь, ответил тот. — Защита у города худая, так что не сумлевайтесь. Нечего тянуть!

— Нечего тянуть, говоришь… Точно у нас и дел боле никаких не осталось…

— Осталось токмо начать. Все готово, — уверенно сказал Минеев и разложил перед Пугачевым карту. — Вот тут мы стоим. А вон там — вражья рать…

Внимательно выслушав своего помощника, Пугачев воодушевился.

— Что ж, полковник, ты меня убедил, — улыбнулся он и, похлопав его по плечу, приказал трубить в горн, что означало боевой сигнал для башкирской конницы.

Джигиты бросились вперед. Налетев на неприятельский отряд, охранявший дорогу, они с легкостью смяли его.

Тем временем пугачевцы занимали находившиеся возле села Царицыно кирпичные постройки и летние усадьбы местной знати.

Пока кавалерия атаковала Суконную слободу, Минеев, хорошо ориентировавшийся в окрестностях Казани, начал наступление. Он повел своих людей вперед, в обход главной вражеской батареи, лощинами, оврагами и холмами. В толпу заводских крестьян, составлявших основную массу находившегося в его подчинении отряда, полетели пушечные ядра, приведя их поначалу в замешательство.

Но Минеев не дал им рассеяться. Взяв высоту, с которой велся обстрел, повстанцы отбили единственную пушку и, установив ценный трофей в воротах губернаторской дачи, начали штурм.

В это же самое время в Суконной слободе была обезврежена пушка, выставленная против наступающих башкир. Вслед им зарядила с горы пугачевская артиллерия. Слободу охватил пожар, вызвавший панику не только среди жителей, но и военных. Кто-то из пытавшихся бежать погибал под копытами лошадей, других настигал беспощадный меч.

На Арском поле геройски сражались с противником конные башкиры. Расправляясь с солдатами, они продвигались вперед к Арским воротам и затем устремлялись по городским улицам.

Вслед за штурмующими подступил к городу и сам Емельян Пугачев. Оказавшись в захваченном форштадте, он, попутно раздавая направо и налево приказы, помчался сквозь дым занимающегося пожара к хорошо знакомой ему тюрьме. Узники были выпущены им на свободу. Добравшись до женского отделения, Пугачев приказал отпереть камеры и, надеясь увидеть свою семью, заглядывал внутрь каждой. Найдя, наконец, своих, он предусмотрительно затворил за собой дверь и бросился к жене. Стиснув Софью в объятиях, он расцеловал ее и нагнулся к детям.

— Про то, что вас в казанской тюрьме держат, я ишо будучи на Урале прознал. Эх, бедолаги вы мои!

— Забери с собой, коли жалко, — предложила Софья.

Десятилетний сын Емельяна Трофим повис у отца на шее.

— Тятенька, забери нас отсель, Христа ради!

Вслед за ним взмолились Аграфена с Христиной:

— Спаси нас, батюшка, не бросай!

— Худо нам в темнице, холодно да голодно. Не хотим боле взаперти сидеть!..

Дети разжалобили Пугачева до слез.

— Знаю, родимые, знаю… Я велю вас в свой лагерь отвесть. Токмо при одном условии. Станут про меня что выпытывать — вы знать ничего не знаете. Говорите, мол, был у вас когда-то батька — казак по прозвищу Емеля — да давно помер, — предупредил он. — Потерпите малость. Дайте срок. Как кончим воевать, где б вы ни были, я вас разыщу… — успел проговорить Пугачев и, заслышав в коридоре быстрые шаги, отскочил в сторону. — Помните про наш уговор, не то тут останетесь!..

Дверь камеры со скрипом отворилась. Несколько повстанцев, не знавших, что делать с захваченным ими начальником тюрьмы, увидев Пугачева, обрадовались:

— Ваше величество, мы вас обыскались!

— Слава те господи, нашли. А то мы уж было испужались за вас.

— Куды ентого девать прикажете, царь-батюшка? — спросил один из них, толкнув тюремщика к Пугачеву.

— Куды, куды! Да все туды. Повесить, вот и весь сказ! — раздраженно произнес тот.

Повстанцы накинули на шею пленнику веревку, другой конец привязали к решетке и привели приказ в исполнение.

Не удостоив взглядом забившихся в темный угол жену и детишек, Пугачев выскочил в коридор, небрежно бросив напоследок:

— Отправьте этих со всеми в лагерь. Токмо не обижать. Я знавал ихнего покойного батюшку, которому кой-чем обязан.