— Слушаюсь, Ваше высокоблагородие, — прокричал он с перепугу, отдавая честь, и принялся рассказывать о том, что произошло в Табынске.
Как оказалось, Зарубин-Чика со своими товарищами, бежав из Чесноковки, остановился по дороге в Табынск у приказчика Богоявленского медеплавильного завода с тем, чтобы перекусить. Асабин с женой, договорившись между собой, опоили незваных гостей водкой. Когда тех развезло до бесчувствия, они связали их по рукам и ногам и приказчик отвез их в Табынск.
— И что же, злодеи все еще там находятся? — продолжал сомневаться командующий.
— Так точно-с, Ваше высокоблагородие, главари разбойничьи у нас, — с гордостью подтвердил есаул.
Подполковник Михельсон решился, наконец, ехать дальше. Завидев толпу горожан, встречавших его с хлебом и солью, он окончательно успокоился.
Спустя некоторое время к нему приволокли закованных в кандалы по рукам и ногам Зарубина-Чику и его товарищей.
— Отправить злодеев в уфимскую тюрьму под усиленной охраной, — приказал Михельсон, брезгливо оглядев пленников с головы до ног, после чего отдал распоряжение о награждении приказчика Асабина и жены его Марии пятьюстами рублей.
В Уфе Михельсону была предоставлена хорошая квартира. Обустроившись, он первым делом сел писать рапорт генерал-аншефу Бибикову.
«Ваше высокопревосходительство Александр Ильич!.. Довожу до Вашего сведения, что после того как обосновавшиеся неподалеку от Уфы в деревне Чесноковка бунтовщики были нами истреблены, а главари оных заключены в тюрьму, в Уфимской провинции восстановлено спокойствие. Только здешние башкирцы подчиниться нам и сложить оружие не желают. Пока не знаю, коим образом можно усмирить за короткий срок сих горячих, злых и прославившихся своей безрассудной отчаянностью и дерзостью башкирцев. Пленить их невозможно, ибо, не желая сдаваться живыми, они бьются до самого конца, пока не истекут кровью. Они прячутся по чуланам и подвалам, а когда за оными приходят наши солдаты, дабы арестовать, бесстрашно кидаются на них с саблями, копьями или дубинами…»
Услыхав, как осторожно открывается дверь, Михельсон отвлекся, приподнял голову и увидел заглядывающего в его комнату коменданта Мясоедова.
— Вы по какому делу ко мне, господин полковник? — спросил Михельсон.
— Прошу прощения за вторжение, Иван Иванович, но как прикажете поступать с прибывающими отовсюду делегациями? Хотел бы знать, пускать их в город или нет.
— Имеются ли среди них башкирцы?
— Башкирцев пока что не видать. Однако я, со своей стороны, настоятельно рекомендовал бы вам принять двух мишарских старшин — Миндея Тупеева и Султанмурата Янышева. Они привели с собой пятисотенный отряд.
— Вот это да, просто замечательно! — радостно воскликнул Михельсон, потирая ладони, и тут же выразил желание встретиться с обоими.
XI
Емельян Пугачев, не ведавший о событиях, разворачивавшихся под Уфой, известие о приближении князя Голицына к Оренбургу воспринял без паники.
— Нас им не одолеть. А в случае чего, мы к Зарубину в Чесноковку подадимся, — рассудил он и не поддержал предложение Хлопуши выступить навстречу неприятелю.
— И что ж нам теперича делать? Дожидаться, покудова князь с гарнизоном сойдется и наступление зачнет? — спросил тот.
— А мы и не станем дожидаться. До того, как князь Голицын досель доберется, попробуем по-быстрому Оренбург взять, — сказав это, Пугачев велел готовиться к штурму. Повстанцы подступали к городу несколько раз подряд, но все атаки были отбиты.
Поняв, в конце концов, что до прибытия колонны Голицына ему Оренбургом не овладеть, Пугачев оставил под осажденным городом тысячу человек, а основные силы увел в сторону Татищевой крепости.
— Окопаемся в крепости и как-нибудь отобьемся.
Приняв такое решение, Пугачев распорядился вместо разрушенных прошлой осенью им же самим деревянных укреплений навалить побольше снега. Валы залили водой, чтобы заледенели.
Приняв все необходимые меры для защиты крепости, Пугачев созвал своих полковников. Он доверил им самые ответственные позиции и предупредил:
— Смотреть в оба, соколы мои! Упаси господь, ежели вражеские лазутчики проведают, что мы тут. Потому следите, чтобы не было шума. Приглядывайте за своими людьми. Чтобы ни гу-гу!