— Что вы. От ручных ястребов вреда намного меньше, чем от ружья или лука. Тот, кто палит из ружья, убивает птиц без всякого счета. А ястреб больше десяти-пятнадцати не осилит. Выдыхается, — объяснил Юлай.
Находясь под сильным впечатлением от всего увиденного, гости отправились вместе с хозяевами к юртам.
Вечером того дня, когда Юлай со всеми почестями проводил Рычкова и его сына в обратный путь, к большой юрте подошли несколько незнакомых башкирских парней. Склонив головы перед вышедшим к ним навстречу старшиной Азналиным, молодые люди обратились к нему с такими словами:
— Агай, мы явились к тебе за помощью.
— Умоляем тебя, выручи нас из беды!
— Мы с завода сбежали, и за нами солдаты охотятся, — наперебой жаловались они.
— А зачем бежали? Вы же сами на работу нанимались! — строго сказал Юлай.
— Откуда нам было знать, агай, что нас ждет!
— И с какого же вы завода? С того, что в Биларите[22]?
— Ну да, с того самого.
— На какой срок подрядились?
— На пять лет… Вроде бы всего год оставался. Да вот только уж совсем невмоготу стало. Мало того, что работа тяжелая, так ведь еще и измываются. А заработка даже на еду не хватает. Посмотрел бы кто, как и где мы живем! Ну а в каком тряпье ходим — сам видишь…
Не дослушав говорившего, Юлай спросил:
— Ты сам-то откуда родом будешь, кустым[23]?
— Из Тамъянского рода, агай. Из Куткура[24]. Зовут меня Хайрулла, а отца моего — Шаяхмет.
— Остальные тоже тамъянцы?
— Да нет. Из тамъянцев я тут один, — сказал Хайрулла и представил старшине своих товарищей: — Зайнулла — из Китайского рода, Хупитдин — из Кубалякского, а вон те — из аулов, что под началом старшины Кулуй Балтаса[25].
— И ни одного из Шайтан-Кудейской волости?
— Ни одного.
— Тогда зачем ко мне пожаловали? Нет чтобы к своим старшинам обратиться.
— Да какой от них прок, агай! А про Кулуй Балтаса болтают, будто он такой лютый, что похлеще хозяев завода будет. Сам же перед урысами лебезит, под их дудку пляшет.
— Х-м, ну а я к вам какое отношение имею?
— Не имеешь, конечно. Да только, кого ни спроси, все в один голос твердят, будто справедливее и добрее тебя никого нет. Потому мы и…
— Погоди, погоди, кустым, — перебил Юлай Хайруллу во второй раз. — Нечего меня так возносить! Я ведь тоже не святой.
— Пускай не святой, зато мы знаем, что кроме тебя нам никто не поможет, — возразил тот.
— И что же я должен, по-вашему, сделать? — спросил Юлай.
— Дай нам письменное разрешение на жительство в другом месте. Или хотя бы похлопочи за нас перед заводчиками, заступись.
— Нет у меня права такие бумаги чужим выдавать, кто из другой волости. И в заводские дела я вмешиваться не могу.
— И все ж попробуй, потолкуй с хозяином, агай. Не выйдет — так не выйдет, придется нам тогда в лес бежать и жить там.
Старшина Азналин знал, что столковаться с заводчиком Твердышевым невозможно, однако почувствовал, что уже готов поддаться на уговоры молодых рабочих.
— Ну, хорошо. Допустим, поеду я в Биларит. А дальше что? — с сомнением произнес он. — Вы ведь и сами знаете, какой у Твердышева крутой нрав. Он ни с кем не считается. Уж как ни бился я, чтоб строительство завода на Симе остановить, да все зря. Последнее слово все равно за хозяином завода осталось, за зверюгой этим. — Сказав так, Юлай велел накормить каскынов[26].
Их судьба не оставила его равнодушным. Наутро он поднялся чуть свет и стал будить Салавата.
— Улым, поедешь со мной в Идельбаши[27]?
— Конечно, атай, поеду, — не раздумывая, согласился тот, вскакивая с постели.
Подкрепившись завтраком, отец и сын собрались на скорую руку и, не мешкая, отправились вместе с беглыми рабочими по дороге, ведущей в Белорецк.
Когда до завода оставалось всего несколько верст, путники разделились. Оставив беглецов возле горной речки в у реме, Юлай с Салаватом поехали дальше.
За два года окрестности Белорецка сильно изменились. Сосновые леса между горами Марак и Тилмэй[28] заметно поредели, а на Агидели возвели для нужд завода запруду, растянувшуюся на несколько верст. Справа от нее, на пологом берегу, расположились заводские здания и доменная печь. Издалека виднелись четыре каменных постройки. На их фоне выделялись еще четыре выстроенные из красного кирпича корпуса. Из расположенных в них кузниц вылетали огненные искры. Было слышно, как работают приводимые в движение водяными мельницами тяжелые молоты.
Заметив, насколько поражен всем этим сын, Юлай объяснил:
— Двадцать пудов веса у этих молотов. Они сплющивают чугун, который выходит из доменной печи.
— А зачем вокруг завода и вокруг домов такие высокие заборы поставили?
— Должно быть, есть кого бояться…
Поездка в Белорецк оказалась неудачной. Как сообщил управляющий, Твердышев уехал в Уфу, где у него был особняк. А вопросы, касавшиеся беглых рабочих, он посоветовал решать с самим хозяином.
И тогда Юлай с Салаватом отправились в Уфу. Узнав, по какому делу явился к нему старшина Шайтан-Кудейской волости, Твердышев отказался вначале его принять. Но Юлай упорно стоял на своем, и владельцу завода пришлось-таки с ним встретиться.
Иван Твердышев вышел к нему сам.