Салават-батыр

Очень даже пригодились новоявленным хозяевам знания и опыт местных рудознатцев. Это обстоятельство стало важной предпосылкой того, что количество заводов на Урале очень быстро и неуклонно росло.

Пользуясь услугами башкир при поиске полезных ископаемых, власти всеми способами отстраняли местное население от кузнечного промысла. Держать кузницы, использовать железо в хозяйстве, производить оружие башкирам строжайшим образом воспрещалось. Не разрешалось им изготавливать даже наконечники для стрел, а потомственные кузнецы безжалостно истреблялись. При этом не владевшие никакими ремеслами простые башкиры нещадно эксплуатировались на рудниках, на железоделательных, медеплавильных и чугунолитейных заводах, на производствах по сжиганию каменного угля на самых тяжелых работах, не требовавших никакой квалификации, в основном в качестве ломовой силы. А за теми, кто отваживался бежать, организовывалась погоня. Таких либо возвращали хозяину, либо расстреливали на месте без суда и следствия.

Для работы на уральских заводах огромными партиями пригоняли и каторжников-колодников — воров, убийц и насильников. С каждым разом их количество увеличивалось. Вынужденные общаться с ними, некоторые башкиры пристрастились к водке, стали забывать привитые им законами ислама приличия, а уральская земля превращалась тем временем в колонию старообрядцев.

«Богата и щедра природа Урала. Видно, в этом-то и вся наша беда, — подумал Юлай и не смог сдержать вздох. — Кабы не было этого богатства, никто бы на наши земли, верно, и не позарился бы. И жили б мы себе припеваючи, как, бывало, наши далекие предки, разводили бы скот, возделывали бы свою землю, и не оказались бы в таком плачевном положении».

Не спится Юлаю, озабоченному страшной судьбой его народа. Да и разве уснешь с такими мыслями…

IV

Сон пришел к нему почти на заре. А заснул Юлай до того крепко, что даже не заметил, как поднялась и вышла из юрты Азнабикэ, не слыхал, как переговаривались снаружи женщины и кричала на все лады скотина. Пробудиться от позднего сна его заставил лишь внезапно раздавшийся неподалеку мужской голос. Он приоткрыл глаза и тут же зажмурился, приняв спросонья лучи утреннего солнца, проникавшие внутрь юрты сквозь открытый отдушник и щель возле входа, за отблески пожарища.

Юлай облачился в нарядный казакин, обвязался шелковым кушаком и вышел. Не обнаружив возле юрты ни души, он как будто успокоился. Однако, увидав пару оседланных лошадей, привязанных к изгороди, снова насторожился. Вот оно что! Оказывается, Юлай слышал чужой голос вовсе не во сне, а наяву. Кто же оставил здесь этих лошадей? И непонятно, куда подевались его жены.

— Э-эй, есть тут кто-нибудь?

— Я здесь, атахы, — откликнулась Азнабикэ, выходя из второй юрты.

— Ты не знаешь, чьи это лошади?

— Того урыса, которого Ырышкоф зовут.

— А сам он где?

— На речку пошел.

— Неужто и Салават там?

— Не только. Вся детвора следом побежала.

— А меня почему не разбудили?

— Жалко было. Ты ведь всю ночь без сна промаялся.

— Ну и что! В следующий раз так не делай, бисэкэй[18]. Буди, когда кто чужой заявится, — проворчал Юлай и отправился к реке.

Вскоре он показался вновь, ведя к юрте русских. Суетившаяся возле летней кухни Азнабикэ уже издали успела заметить, что у мужа приподнятое настроение. Его лицо так и светилось.

— Атахы, где накрывать? — обратилась она к Юлаю.

— Лучше на свежем воздухе.

Общительный Салават уже успел подружиться с младшим сыном Рычкова Николаем, взяв его под свою опеку. Они все время держались вместе. Дождавшись их, Юлай стал приглашать гостей к табыну.

— Милости просим, Петр Иванович. Давайте перекусим.

Юлай усадил Рычкова, как знатного гостя, на самое почетное место. После этого, согласно рангу и возрасту, стали рассаживаться по очереди и остальные.

Салават с Николаем уселись в другом кругу, чуть дальше от главного табына.

Взрослые почему-то хранили молчание, и Рычков решил начать первым, поинтересовавшись, сколько Салавату лет.

— Четырнадцать.

— Что вы говорите?! — изумленно воскликнул гость. — Значит, он порядком моложе моего самого младшего сына — Коленьки. — А с виду и не скажешь, здоровый у вас, однако, джигит!

— Да, слава Аллаху, сыночка моего он силой не обидел. Вот только бы счастьем не обделил.

— Ваш Салават где-нибудь учится?

— В медресе.

— А в Оренбург или Санкт-Петербург отправить не думали?

— Пускай сперва медресе закончит. А там видно будет.

Не смея участвовать в разговоре старшины с академиком, акхакалы помалкивали, но услыхав ответ Юлая, стали перешептываться:

— Что задумал этот урыс?

— Неужто он из нашего Салавата кафыра сделать собирается?

Заметив недовольство Юлая, мужчины опять притихли.

Позавтракав, всем табыном перебрались в тень раскидистого дерева, после чего Рычков стал расспрашивать хозяина об обычаях и жизненном укладе башкирского народа, о родовых подразделениях. Видя его неподдельный интерес, Юлай понял, что у гостя нет дурных намерений и, успокоившись, принялся охотно и подробно обо всем рассказывать.