Сады диссидентов

За весь вечер Роза позволила себе одну-единственную вспышку сарказма. В самом деле, ей оставалось только одобрить выбор Мирьям: Томми Гоган, этот потертый типаж в духе Линкольна или даже Тома Джоуда, – казался кандидатом ничуть не хуже того, за кого когда-то вышла замуж сама Роза. В кои-то веки она держала язык за зубами. От нее явно ожидалось, что она подвергнет молодого человека допросу “третьей степени”, – а она только наливала вино и слушала, как скромное честолюбие Томми Гогана уверенно росло от щедрых порций лести со стороны Мирьям. Роза старалась с честью принять парочку, согласившуюся появиться в ее жалкой квартирке, где на книжной полке библиотечные книги выстроились в порядке сроков их возвращения, где в каждой комнате непременно гасился свет, если из нее переходили в соседнюю, – в целях экономии электричества. Это ведь стариковская квартира – поняла вдруг Роза. Эти двое могли бы просто смыться, да и дело с концом. Но нет – они пришли к ней с визитом, как Роза когда-то приходила к Альме. Так что Роза должна чувствовать благодарность за то, что для Мирьям все еще существовал мир, где можно пребывать в такой невинности – и повторять все давние Розины ошибки. Впрочем, в чудесных руках молодежи это вовсе не походило на ошибки. Эти двое были влюблены.

Розины огорчения ненадолго утонули в пучине времени – прожитые годы накладывали на все свою печать, обнаруживая сходство различных жизненных ситуаций.

Значит, Розины сестры, да и их скучные дочки, кузины Мирьям, эти начинающие буржуа, все-таки были правы? Может быть, муж – и вправду жизненный компас?

Все это ни на минуту не прекращало ее удивлять.

Мирьям и Томми говорили о протестных движениях. О гражданских правах, о Мартине Лютере Кинге – Томми с братьями даже выступал с концертом в его поддержку перед толпой гарвардских студентов. Политика так и клубилась в воздухе – оторванная от каких-либо теорий или партий, – просто политика в виде клубов пара, в виде облаков. Мирьям и Томми рвались изменить мир – почему бы и нет, раз они сами так охотно изменились? Их доводил до точки кипения сам факт существования друг друга. Они почти не в состоянии были разомкнуть объятий – даже для того, чтобы взять вилки и съесть курицу и яичную лапшу, которые приготовила Роза. Она подозревала, что гитара этого мальчика в последнее время в основном пылится – что ж, тем убедительнее она будет аккомпанировать его песням о пыльном котле, когда придет время. Человек открывал самого себя, открывал все самое важное лишь после того, как проходил сквозь линзу сказки, в которую верит каждый, независимо от пола, – сказки о том, что где-то там, в лесу, то есть в мире, есть твой суженый, и тебе суждено полюбить его и соединиться с ним в браке. Ну, так пускай они переступят этот порог – и встретятся по другую сторону, в лучах света. А потому Роза задала поклоннику дочери лишь один вопрос – причем в такой манере, в какой от нее, скорее всего, и ожидали. Только раз она впала в сарказм – хотя можно ли вообще назвать это сарказмом, если никто из присутствующих, кроме нее, не понимал, о чем речь? Розина шутка предназначалась самой Розе.

– Да, молодой человек, все это очень и очень хорошо, но можно задать вам один вопрос?

– Да, мэм.

– Только не называйте меня “мэм” или, боже упаси, миссис Циммер. Я – Роза.

– Конечно, Роза.

– Вот что мне интересно. Как бы вы отнеслись к куриной ферме в Нью-Джерси – если до такого дойдет?

Глава 4 Второй альбом Томми Гогана