Сады диссидентов

1954–1962. В данном случае последняя дата, начертанная на надгробной плите, относилась к тому времени, когда Роза и Дуглас в последний раз занимались любовью, а в последние годы их отношений (это было Розино словцо – и можно забыть, что его употребляли другие) такое случалось все реже – иногда раз в несколько месяцев. Роза чувствовала, что он не столько остывает к ее прелестям (которые обмякли и потускнели), не столько теряет аппетит (он-то оставался прежним), сколько удаляется от нее, проваливаясь назад – в тяжесть собственных шагов. Его утягивала назад роль семьянина и мужа – этот семейный груз медленно, десятилетиями, засасывал и тянул его на дно, как зыбучие пески. Диана Лукинс была больна. Речь не шла о смертельной драме – ее болезнь была просто постепенным угасанием, ускорением бренности. Жизненную дистанцию ей предстояло пробежать быстрее всех. Волчанка. Роза услышала название этой болезни не от Дугласа, а от Цицерона, и узнала, что Дуглас никогда не произносил этого слова не столько из жалости, сколько из почтения. Он не желал оправдываться перед Розой болезнью жены – предлогом, на который нечем было бы ответить.

Роза позволила ему медленно удаляться.

Роза вцепилась в Цицерона.

Роза все больше отравляла жизнь членам правления Публичной библиотеки Куинсборо. Когда-нибудь, шутили они, нам придется принять ее в свои ряды – лишь бы она заткнулась.

Роза ругала Мирьям. Дочь, как и Дуглас, все чаще оставляла Розу одну. Но у нее для Мирьям – в отличие от Дугласа – находился подходящий для ругани голос. Она распекала ее точно так же, как когда-то ее саму распекала ее мать, – только в переводе с идиша.

Роза никогда никого так не любила – ни до этого, ни после.

А потом в Розиной жизни появился третий, и последний из послевоенных, послеальбертовых мужей, или четвертый, если считать Линкольна. Это был муж, которого привела Мирьям. Розе выпала судьба главы рода – это она понимала. Разведенная мать единственной дочери, подарившая ей детство без отца, – такая мать была обречена вступить в своего рода “брак” с зятем, когда дочь наконец отважится привести в дом собственного мужчину. Она не могла просто одобрить, а затем молча терпеть этого зятя – нет, он должен был тайно жениться на матери своей жены – заняв место в душе обеих. Не потому, что этого желала мать (хотя и могла), а потому, что этого требовала дочь – в бессознательном порыве исправить какую-то ошибку. Мать оставалась для нее задачей, которую необходимо было решить. Твой муж сбежал от тебя, Роза, но теперь я все исправлю. Мой уже не убежит. Так что перестань водить домой мороженщиков или бесить соседей Дугласом. Это был как бы завершающий штрих. Неудачная попытка матери создать семью как бы заглаживалась и прощалась. Я привела тебе своего, Роза.

Итак, ее поставили перед уже свершившимся фактом. Мирьям ни разу не привела своего ирландского певца к ней на “смотрины”, ни разу не показала просто как своего “кавалера”, которого еще можно отвергнуть. Перед первым визитом Томми Гогана Мирьям сообщила Розе, что та должна накрыть ужин, потому что к ним придет особый гость, – и Роза, словно загипнотизированная, подчинилась чужому сценарию и принялась готовить ужин и накрывать на стол. Нелепое приказание было исполнено беспрекословно. Она вдруг занялась выбором платья и собственным внешним видом, вычернила седину на висках (что научилась делать лишь недавно). Мирьям пришла одна – за полчаса до прихода гостя. А когда они вместе курили на кухонном крыльце (так внезапно обе наконец-то признались друг другу в том, что тайком курят!), Мирьям лишила Розу даже тени надежды, что та может хоть как-то повлиять на исход сегодняшней встречи.

– Мама, я встретила мужчину, за которого собираюсь замуж.

– Понимаю.

Роза увидела в этих словах девиз, увидела горделиво выставленное знамя. Из-за этих слов лучше было не затевать ссору. Тон, которым Мирьям их произнесла – будто выжгла, – говорил о дерзости, замаскированной под ликование, и оставался единственный вопрос: что еще остается Розе, кроме как упасть в обморок, как только мужчина, вписанный в уравнение, переступит порог?

– Еще не понимаешь. Но скоро поймешь – когда он придет.

Будь счастлива за меня, безгранично счастлива, – приказывал ей победный голос Мирьям. И смотри не спи больше ни с кем!