С другой стороны, мозг приматов в ходе эволюции научился воспринимать симметричные формы – такие, например, как буквы “
Этим и объясняется, почему дети и взрослые люди с дислексией с таким трудом отличают одну от другой симметричные буквы. Объясняет это и необычную и кажущуюся совершенно загадочной способность некоторых людей писать и читать “зеркально”. Многие дети спонтанно “переворачивают” не только отдельные буквы, но целые абзацы текста.
Однако если чтение так строго определено врожденными структурами мозга, мы могли бы ожидать, что пишущий мозг просто не будет использовать симметричные буквы – такие как “
Развивающийся мозг ребенка, столкнувшийся с симметричными буквами, имеющими разное значение, постепенно перенастроится и преодолеет врожденную “слепоту к симметрии”.
Когда мы учимся читать, мы перенастраиваем свой мозг. А чтение тысяч слов в течение многих лет закрепляет эти перенастройки и делает их особенно прочными. Теперь уже чтение дается без усилий. В сущности, если мы научились читать в относительно раннем детстве, чтение буквально становится для нас автоматическим процессом, который мы невольно запускаем, увидев буквы.
Один из лучших примеров – явление, которое психологи называют эффектом Струпа[247]. Предположим, я покажу вам слово “синий” (
Повреждение областей мозга, перенастроенных для чтения, приводит к специфическим и очень характерным проблемам с чтением. Пациенты, пережившие инсульт или несчастный случай, в результате которого были повреждены определенные области мозга, избирательно теряли способность к чтению или письму, даже если они при этом по-прежнему могли превосходно видеть и говорить. Они могли видеть письменный текст, но не могли понять его смысл. Это также указывает, что конкретные области нашего мозга со временем специфически адаптировались именно для чтения.
Чтение глубоко укоренено в нашей жизни и в нашем мозге. В сущности, не знай мы фактов истории, мы бы с легкостью могли решить, что читающий мозг – плод сотен тысяч лет эволюции, а вовсе не нескольких тысяч лет культурного прогресса.
Давайте попробуем взглянуть на чтение, как если бы оно было новейшей технологией, а не весьма старой, – и мы придем в ужас от того, насколько разрушительное воздействие оно может оказать на человеческий разум. Кортикальные отделы мозга, ранее занимавшиеся зрением и речью, теперь захвачены чтением. Вместо того чтобы учиться методом практического ученичества, мы впали в зависимость от лекций и учебников. А посмотрите на статистику дислексии, расстройств внимания и других нарушений способности учиться: все они указывают на то, что наш мозг попросту не был предназначен для того, чтобы работать со столь вопиюще противоестественной технологией.
Представьте, что я научилась бы читать в сорок лет, а не в четыре года. В таком случае, проходя по оживленной улице, я бы постоянно отвлекалась. Меня бы каждую секунду уносило из реального, наличного окружающего мира; мне приходилось бы останавливаться, чтобы разобраться во всех этих странных значках на вывесках и дорожных знаках; я бы пыталась вспомнить значение каждого из них, расшифровывать их – и лишь затем усилием воли переключать свое внимание обратно на то, что происходит на улице вокруг меня. А уж вести машину по автостраде, вдоль которой стоит множество рекламных щитов, было бы смертельно опасно.
В сущности, в былые времена люди выдающегося ума реагировали на новую технологию чтения именно так. Например, Сократ считал, что письменность – совершенно ужасная идея. В “Федре” Платона, в абзаце, вполне уместном в какой-нибудь редакционной колонке