Сад утрат и надежд

Он смотрел на Лидди сияющим, лихорадочным взглядом; Мэри даже отвернулась, неприятно задетая таким проявлением страсти. Лидди стояла, гордо выпрямив спину, и молчала.

– Я знаю, что вы поймете меня. Я… я хочу увезти вас отсюда. Сделать так, чтобы у вас были красивые вещи. Дом. Приятные гости. Пожалуйста. Пожалуйста, позвольте доказать вам, что я могу. – Он впился глазами в ее лицо, ожидая ее реакцию. – Пожалуйста!

Она молча кивнула и накрыла его руку своей узкой ладонью.

До конца жизни Мэри будет вспоминать эти мгновения. Как Лидди и Нед стояли на фоне красной кирпичной стены, обрамленные прямыми линиями подстриженных кустов, соединив руки, словно заключили договор. Сделку.

И потом он ушел, побежал по дорожке к задней стене сада, мгновенно перелез через нее и скрылся из виду. Сестры в изумлении стояли на ступеньках, а голос мисс Брайант, полный ярости, звал ее подопечных. Лидди разжала руку.

На ее ладони лежала фигурка девушки, с улыбкой обернувшейся на чей-то голос, в развевавшемся платье с подернутым рябью подолом, словно он был не из дерева, а из воды. И это была Лидди, ее маленькая, но точная копия.

Глава 9

Простите меня, дорогой сэр! Простите меня —
Ибо я всего лишь глупая девица,
А у глупых девиц, не в пример вашему полу,
Сердце часто обманывается —
Дорогой сэр! Позвольте мне
Сделать крошечное признание.
Если бы я могла полюбить кого-то – ах – отдать свое сердце —
То это были бы вы.
Но – увы, этого не случилось, и я вынуждена сказать – адьё.

Лидди выжидающе смотрела, как сестра бережно положила листок со стихотворением на бюро.

– Ну как? – спросила она без энтузиазма.

Мэри неопределенно пожала плечами:

– Ну, знаешь, написано с чувством. Мне кажется, что автор был искренним.

– Автор я, Мэри. И ты это знаешь. – Лидди поправила прядь волос, выбившуюся из пучка.

– Да.

– Так что ты думаешь об этом? Как о стихотворении? Как о… о произведении?

Лидди проследила за взглядом сестры, Мэри вежливо отвела глаза и посмотрела в окно на осенний день, на взъерошенные ветром лимонные кроны деревьев в Южной роще.

На другой стороне улицы перед постоялым двором остановился кэб; одна из лошадей была старая, смертельно уставшая, с язвами от подпруги на обвислых боках, забрызганных грязью. Лидди пошевелила ноздрями, заморгала и, отвернувшись от печального зрелища, забарабанила пальцами по стене.

– Ой, Мэри. Когда-то я хотела стать художницей, но этим занялся Пертви, и я не сомневаюсь, что он будет делать это лучше. Потом у меня были планы открыть шляпную мастерскую, помнишь?

– А еще писать музыку. Те песни. Они были очень хорошие.

– Ох, не слишком. Я хочу что-то делать. Кем-то стать. – Они обе замолчали, понимая тщетность такой мечты. Лидди печально вздохнула. – Я не думаю, что стану когда-нибудь поэтессой. Во всяком случае, – поправилась она с искоркой юмора, – хорошей.

– Надо быть честной. – Мэри встала, отодвинула стул и взяла свой вышитый мешок с рукоделием. – Вот и все. Перед собой и читателем.

Лидди не смотрела ей в глаза. Потом она пробормотала:

– Хайворт сегодня уехал в Шотландию. Ты знаешь об этом?

– Да. Да, я знаю. И твои планы снова откладываются.

– Я просила, чтобы он взял меня с собой и чтобы ты сопровождала меня. – Лидди крутила перо между пальцами. – Но его мать сочла, что это будет неприлично, ведь мы еще не помолвлены. – От напряжения ее голос звучал почти пронзительно. – Ох, почему он все тянет и тянет!

– Если он все-таки сделает тебе предложение, ты согласишься выйти за него?

– Да, чтобы покончить с этой ситуацией. Я… Другого выхода нет. Я это понимаю.

После того весеннего дня Хайворт написал Лидди.

«…поведение, неподобающее для такой юной особы и моей будущей жены… ожидаю стандарт приличий… отсутствуют кротость и выдержка. Ясно, что я должен пересмотреть мою позицию, а также подготовить вас самым тщательным образом к семейной жизни, если наш союз будет одобрен мной, вашим отцом и Всемогущим Господом, Творцом Всего Сущего…»