Сад утрат и надежд

– Вовсе нет, сэр, поскольку вы превратно меня поняли в тот раз, как и сейчас! – с жаром сказала Лидди. – Картины Элизабет Томпсон такие же хорошие, как и все прочие на выставке. А на мой взгляд, даже лучше, потому что она проявляет более тонкое понимание человеческой натуры. – У нее сверкнули глаза. – Скажите мне, сэр, эта слабость женской конституции, от которой мы страдаем, она физическая или ментальная?

Ее маленькие руки сами собой сжимались в кулаки и разжимались; рядом с ней стоял Нед Хорнер и глядел на нее с изумлением.

– Она права, Ронсли. Как вы ответите ей?

– Я согласен с Хайвортом, – беззаботно заявил Пертви. – Что бы вы там ни говорили, но у женщин просто нет достаточных сил для занятий живописью. Ну для прелестных акварелей их хватает, но не для больших полотен, посвященных важным темам. Войне. Любви. Героизму.

Внезапно он сел на бортик фонтана и вытер нос рукавом, а потом катастрофически громко изверг изо рта воздух. Хайворт Ронсли посмотрел на него с холодным неодобрением.

– Ох, Пертви, ты абсолютный… – пробормотал Далбитти.

– Мисс Дайзарт, пожалуй, вы и ваш брат забываетесь, – заявил Ронсли. Мэри дотронулась ладонью до руки сестры, и внезапно ее гнев прошел.

– Впрочем, вы правы, – сказала она через считаные мгновения и покорно пожала плечами. Словно поняла неизбежное.

Тут, словно ниоткуда, тонкий голосок запел.

О Ронсли, о Хайворт, о Хайворт, это так,

О Рамсворт, о Хайли, о фол-ди-рол-лак!

Хайворт Ронсли резко повернулся:

– Кто это? Кто поет такую чушь? Руперт? Это вы, сэр?

– Это его фамилия, а это, пожалуй, имя!

Но сказать их вместе терпения мне не хватило!

О Ронсли! О Хайворт, о Хайворт, чуди…

– Хватит! – крикнул Хайворт Ронсли сдавленным от ярости голосом; кончик его носа сделался совершенно белым. – Останьтесь здесь, – резко сказал он Лидди, ткнув пальцем куда-то ей под ноги. – Сейчас я вернусь, и мы с вами решим вопрос, из-за которого я приехал к вам. – Мэри увидела холодную ярость в его взгляде и пренебрежение, с каким он отвернулся от нее. Он не намерен жениться. И никогда не собирался. Он старая женщина, а не мужчина. Должно быть, папа знал об этом. Ронсли направился в заднюю часть сада, и Мэри, к своему ужасу, увидела, как Пертви и Далбитти перелезали там через забор на кладбищенскую дорогу.

– Ужасные, ужасные озорники, – пробормотала Лидди. – Ой… о боже…

Но при этом она улыбалась, совсем чуть-чуть.

Мэри повернулась к ней:

– Дорогая моя, пожалуйста, сходи и узнай, что хочет мисс Брайант.

– Да, сейчас. Пойдем со мной. – Лидди торопливо пошла к дому, ведя за собой младшую сестру. Приблизившись к французским окнам, они услышали за спиной топот ног. Их догнал Нед Хорнер.

– Знаете что, мисс Дайзарт? – проговорил он, тяжело дыша. – Можно я приду к вам снова?

Лидди повернулась к нему.

– Вы мальчишка, – ответила она почти с презрением. – Пертви тоже мальчишка, да еще идиот, и мы с Мэри страдаем из-за его беспутства. Пожалуйста, сэр, не ищите общения со мной, раз вы участвуете в его выходках.

– Но он хороший малый. Он мой верный друг. Он страдает…

Она отвернулась от него и сказала усталым голосом:

– Прощайте, мистер Хорнер.

– Мисс Дайзарт, пожалуйста, позвольте мне…

– Нет, – отрезала она, и в ее голосе прозвучала истерическая нотка, какую Мэри никогда раньше не слышала. – Если бы он был вашим верным другом, вашим и Далбитти, вы бы не позволили ему так пьянствовать. А то у вас только разговоры о дружбе и утопиях. Вы бы помогли ему уйти из этого дома и помочь сестрам. Но вас это не заботит. Ни вас, ни Далбитти, и мы с Мэри вынуждены сами устраивать нашу жизнь.

Нед кивнул, скрипнув зубами, и волосы упали ему на глаза.

– Я клянусь вам, что мы поможем ему, – тихо сказал он. – Клянусь, с этой минуты я буду все делать для этого.

Его слова не произвели впечатления на Лидди.

– Хотелось бы верить, что вы говорите это серьезно.

– Да, серьезно. Даю вам слово. Я… я возьмусь за Руперта. Я знаю, что он страдает. Он мне очень дорог. Лидия – позвольте мне сказать вам – помочь вам – я хотел сказать, что после нашей встречи… – У него дрожал голос. – Вот…

Тут он достал из кармана своего поношенного сюртука деревянную фигурку и протянул ей.

– Я видел вас в тот день, когда вы с братом посетили академию, – прошептал он и поцеловал маленькую фигурку, которая лежала на его ладони. Лидди ахнула. Мэри отошла от них на несколько шагов и смотрела во все глаза. – Вы были в коричневом шелковом платье с кремовой оборкой. Мы говорили о живописи. У вас была тоска в глазах, а на руке синяк. Я это видел. Пертви рассказал мне, что она издевается над вами. Я думал о вас каждый день и сделал для вас вот это. – Он крепче сжал фигурку. – Я… вы мне очень дороги.