Сад принцессы Сульдрун

– Мы привередливы, но не слишком, – заверил крестьянина Ейн. – Где этот постоялый двор?

– Езжайте вперед – в двух милях отсюда дорога поворачивает в горы; в этом месте боковая тропа поднимается к «Старой башне».

Эйлас бросил старику грош:

– Будь здоров – и спасибо!

На протяжении двух миль путники ехали вдоль реки. Солнце уже опускалось за горы – тени растущих над берегом сосен и кедров удлинялись, покрывая дорогу частыми полосами.

Над Сиссом возвышался утес; здесь Тромпада резко поворачивала вверх. По лесистому основанию утеса зигзагами поднималась тропа – туда, где на фоне неба темнела высокая круглая башня.

Поднявшись под осевшую, покрытую лишайником каменную стену, всадники обогнули башню и выехали на ровную площадку над рекой, блестевшей далеко внизу. От древней крепости оставались только угловая башня и пристройка. Ожидавший у входа подросток отвел лошадей под частично обвалившиеся своды большого зала, ныне служившего конюшней.

Пять странников взошли в башню по ступеням и оказались в помещении, величественную мрачность которого не нарушало наличие признаков суетной жизнедеятельности. Языки пламени, бушевавшего в камине, озаряли дрожащим светом огромное цилиндрическое пространство. Пол был выложен плоскими каменными плитами; на голых каменных стенах не было никаких гобеленов или занавесей. Высоко над головой внутренность башни опоясывал кольцевой балкон; выше, в тени, виднелся еще один, а над ним, уже почти незаметный во мраке, угадывался третий.

У камина стояли грубо сколоченные столы и скамьи. Напротив камина горел другой огонь, поменьше, – там, за прилавком, энергично суетился над горшками и сковородами старик с вытянутой костлявой физиономией и каймой редкого белого пуха вокруг лысины. Казалось, у него было шесть рук, и все они что-то доставали, трясли и перемешивали. Поливая жиром барашка на вертеле, он встряхнул огромную сковороду с голубями и перепелами и тут же, пользуясь чугунными захватами, переставил несколько горшков, чтобы они надлежащим образом нагревались или, наоборот, охлаждались.

Некоторое время Эйлас с благоговением наблюдал за кулинарной акробатикой, поражаясь ловкости старца. Наконец, дождавшись паузы в представлении, он спросил повара:

– Скажите, пожалуйста, вы здесь хозяин?

– Именно так, сударь, я претендую на эту роль – если владельцу никчемных развалин приличествует столь почетное звание.

– Возможно, эти развалины не так уж никчемны, если вы можете устроить нас на ночь. Насколько я могу судить, с ужином не должно быть проблем.

– Могу предложить только самый непритязательный ночлег – на сеновале в конюшне. Здесь нет ничего лучше, а я слишком стар, чтобы заниматься ремонтом или перестройкой.

– Как насчет эля? – спросил Бод. – Если нам подадут прохладный, прозрачный, крепкий эль, мы ни на что не пожалуемся.

– Хорошо! Значит, претензий не будет – у меня добрый, свежий эль. Садитесь, садитесь!

Пять компаньонов присели у огня и поздравили себя с тем, что им не придется проводить еще одну ветреную ночь на охапках папоротника. Дородная женщина подала им эль в берестяных кружках. Береста каким-то образом подчеркивала положительные качества напитка, в связи с чем Бод заявил:

– Хозяин не обманул! Я жаловаться не стану.

Эйлас наблюдал за другими постояльцами. За столами сидели семеро: пожилой фермер с женой, пара бродячих торговцев и три молодых человека – по-видимому, лесорубы или охотники. Через некоторое время в башню зашла закутанная в серую шаль сгорбленная старуха в платке, закрывавшем голову так, что лицо ее постоянно оставалось в тени.

Старуха остановилась, чтобы обозреть помещение. Эйлас почувствовал, что ее взгляд на мгновение остановился на нем. Прихрамывая и опираясь на клюку, старуха отошла в сторону и села на скамью поодаль от огня.

Тучная хозяйка принесла жареных куропаток, голубей и перепелов на ломтях хлеба, пропитанного топленым жиром, нарезанную жареную баранину по-галисийски, испускавшую аромат чеснока и розмарина, а также салат из свежей зелени – трапеза оказалась гораздо обильнее, чем ожидали Эйлас и его друзья.

Ужиная, Эйлас продолжал украдкой наблюдать за закутанной старухой – та тоже что-то ела за дальним столом. У нее были отталкивающие манеры: низко наклонившись над большой миской, она поглощала ее содержимое, шумно прихлебывая. Эйласа особенно интересовал тот факт, что старуха то и дело поглядывала на него из-под покрывавшего голову платка. Когда она приподнялась со скамьи, чтобы достать кусок хлеба, шаль ее слегка распахнулась, обнажив нижнюю часть ноги.

Эйлас обратился к спутникам:

– Взгляните на старую каргу в дальнем углу – что вы можете о ней сказать?

Пораженный Гарстанг пробормотал:

– У нее куриная лапа!

– Это ведьма с лисьей мордой и огромными курьими ногами. Она уже нападала на меня дважды – и дважды я рубил ее пополам. Каждый раз, однако, ей удавалось соединить свои половины.