Сад принцессы Сульдрун

– С удовольствием так и сделаю, – заверил хозяина Эйлас. – Тем не менее нас ждет далекий путь, мы даже не начали приближаться к своей цели. Чего нам следует ожидать по дороге на юг?

– Разное говорят. Одни судачат о призраках, другие пугают ограми. Случаются нападения разбойников, а иногда прохожие жалуются на чертенят, разъезжающих в рыцарских доспехах верхом на болотных цаплях. Как всегда, трудно сказать, где и почему факты переходят в небылицы, внушенные разнузданным воображением. Могу посоветовать только осторожность.

Дорога превратилась в не более чем извилистую колею, теряющуюся в туманных далях на юге. Слева можно было видеть Тантревальский лес, справа высились каменные утесы Тих-так-Тиха. Фермерские хозяйства полностью исчезли, хотя изредка попадались хижины и руины замков, служившие укрытиями для овец и свидетельствовавшие о наличии какого-то населения. Семеро путников решили остановиться на ночь в одной из таких старых хижин.

Уже чувствовалась тревожная близость огромного леса. Время от времени Эйлас замечал доносившиеся со стороны Тантреваля странные звуки, вызывавшие холодную дрожь. Шарис вскочил, насторожившись, и Эйлас поинтересовался тем, что привлекло его внимание.

– Разве ты не слышишь? – спросил Шарис, глядя на него горящими глазами. – Это музыка! Никогда не слышал ничего подобного.

Эйлас прислушался:

– Нет никакой музыки.

– Она то появляется, то пропадает. Сейчас она смолкла.

– Ты уверен, что это не ветер?

– Какой ветер? Сегодня ночью тихо.

– Если это в самом деле музыка, тебе не следует ее слушать. В этих местах волшебство таится под каждым камнем, а обычным людям от него одни неприятности.

Шарис с некоторым раздражением возразил:

– Как я могу не слышать то, что хочу слышать? Как я могу не узнавать то, что хочу узнать?

– Мне это непонятно. – Эйлас поднялся на ноги: – Пора спать. Завтра нам долго и далеко ехать.

Эйлас назначил часовых, дежуривших по два часа и определявших время по движению звезд. Бод вызвался сторожить первым в одиночку, во вторую вахту должны были заступить Гарстанг и Форфиск, за ними – Ейн и Каргус и, наконец, Эйлас и Шарис. Отряд кое-как устроился в пустой хижине, расстелив одеяла и плащи на голом полу. Шарис почти неохотно улегся, но тут же заснул, и Эйлас с облегчением сделал то же самое.

Когда Арктур достиг положенной высоты на небосклоне, Эйласа и Шариса разбудили: начиналась их смена караула. Эйлас заметил, что Шарис больше не прислушивается к звукам ночи, и тихо спросил:

– Как насчет музыки? Ты до сих пор что-то слышишь?

– Нет. Она пропала еще до того, как я заснул.

– Чтó ты слышал, хотел бы я знать?

– Тебе это не пошло бы на пользу.

– Почему?

– Ты мог бы стать таким, как я, к своему сожалению.

Эйлас рассмеялся, хотя смех его прозвучал слегка принужденно:

– Ты не худший из людей. Как я мог бы нанести себе вред способностью слышать звуки музыки?

Шарис помолчал, глядя в огонь походного костра, после чего заговорил так, будто размышлял вслух:

– На самом деле я ничем не примечательный человек – даже слишком непримечательный. Мой недостаток в том, что я легко увлекаюсь выдумками и фантазиями. Вот, пожалуйста: я слышал беззвучную музыку. Иногда мне кажется, что я замечаю краем глаза какое-то движение – но когда я присматриваюсь, его уже невозможно проследить. Если бы ты был таким, как я, это мешало бы твоим поискам и заставляло бы тебя терять время попусту. Таким образом, ты наносил бы себе ущерб.

Эйлас поворошил угли.

– У меня бывают похожие ощущения – причуды, игра воображения, называй это как хочешь. Я не слишком о них задумываюсь. Они не настолько навязчивы, чтобы беспокоиться по этому поводу.

Шарис невесело рассмеялся:

– Иногда мне кажется, что я сошел с ума. Иногда меня охватывает страх. Есть красота, предназначенная только для бессмертных, – ее неспособен выдержать человек.

Наблюдая за языками пламени, Шарис неожиданно кивнул:

– Да, в музыке есть убийственная красота.

Эйлас почувствовал себя неудобно:

– Шарис, дружище, я думаю, ты страдаешь галлюцинациями. У тебя просто-напросто слишком живое воображение.

– Каким образом я мог бы вообразить такое величие? Я слышал эту музыку, а ты к ней глух. Существуют три возможности. Если ты прав, мой ум понапрасну вводит меня в заблуждение. Но если это не так, значит, я чувствительнее тебя – или, что хуже всего, музыка предназначена только для меня.

Эйлас скептически хмыкнул:

– Поверь мне, лучше не думать об этих странных звуках. Если бы люди могли постигнуть такие тайны – если такие тайны действительно существуют, – наверное, мы знали бы о них больше, чем знаем теперь.

– Возможно.

– Тем не менее, если ты снова что-нибудь такое услышишь или увидишь, не забудь мне об этом сообщить.

– Как тебе будет угодно.