Сад принцессы Сульдрун

– Лорд Хэйлис богат?

– Он живет в Светлейшем Априллионе, усадьбе из шестидесяти комнат. У него есть конюшня, и в ней – много породистых лошадей. Он ест жаворонков и устриц, а также котлетки и колбаски, поджаренные с чесноком и шафраном, закусывая белым хлебом с медом. Он пьет белые и красные вина. На полах у него ковры, а на плечах у него шелк. Он нарядил двадцать головорезов в яркие ливреи и называет их «паладинами». Они обеспечивают выполнение всех указов лорда Хэйлиса, а также некоторых собственных дополнений к этим указам.

– Существуют веские основания считать, что лорд Хэйлис богат, – сделал вывод Эйлас.

– Я презираю лорда Хэйлиса, – заметил Гарстанг. – Богатство и благородное происхождение – завидные преимущества сами по себе. Следовательно, богач благородного происхождения должен пользоваться этими преимуществами благопристойно, а не навлекать на себя позор так, как это сделал лорд Хэйлис. С моей точки зрения, такого лорда следует пристыдить, оштрафовать, подвергнуть унижению и лишить восьми или десяти его породистых лошадей.

– Удивительно, как сходятся наши мнения! – развел руками Эйлас. Повернувшись к Эльрику, он спросил: – Вооруженные силы лорда ограничиваются двадцатью мошенниками?

– Да. Но у него есть еще главный арбалетчик Гунольт. Он палач.

– И завтра утром все они прибудут в Вервольд, чтобы засвидетельствовать церемонию, в связи с чем усадьба Светлейший Априллион будет пустовать?

Эльрик почти истерически рассмеялся:

– Значит, вы будете грабить усадьбу, пока они будут варить моего отца?

– Как они могут его сварить, если котел протекает? – спросил Эйлас.

– Котел не течет. Мой отец сам его починил.

– Ничто не вечно в этом мире. Возьми кувалду и долота – сегодня на площади Вервольда будет красоваться самый большой в мире дуршлаг.

Эльрик задумчиво взял инструменты:

– Казнь отложат – но в конечном счете это ничему не поможет.

– По меньшей мере твоего отца не сварят сразу.

Покинув кузницу, беглецы вернулись на залитую лунным светом центральную площадь. Как прежде, окна окружающих домов глухо чернели – исключение составлял только мерцающий желтый свет в окнах таверны. В таверне кто-то громко и фальшиво пел что-то невразумительное.

Отряд Эйласа приблизился к котлу. Эйлас подал знак сыну кузнеца: «Бей!»

Эльрик приставил долото к стенке котла и сильно ударил по нему кувалдой; послышался глухой звон – как будто кто-то ударил в гонг ладонью.

– Еще раз!

Эльрик нанес второй удар – долото пробило чугун, и котел больше не соответствовал своему назначению.

Сын кузнеца проделал в котле еще три дыры, а потом, для ровного счета, и четвертую, после чего отошел на пару шагов, со скорбным торжеством любуясь делом своих рук:

– Пусть меня тоже сварят, я никогда не пожалею о том, что сделал сегодня ночью!

– Тебя не сварят, и твоего отца тоже. Где находится Светлейший Априллион?

– В конце этой улицы, за обсаженной деревьями аллеей.

Дверь таверны распахнулась. В прямоугольнике желтого света обозначились силуэты четырех пьяниц – пошатываясь, они вышли на площадь, громогласно обмениваясь скабрезными шутками.

– Это паладины Хэйлиса? – догадался Эйлас.

– Они самые – мерзавцы, каких мало.

– Давай-ка спрячемся за деревьями, и поскорее. Появилась возможность упрощенного судопроизводства – кроме того, число паладинов сократится до шестнадцати.

– Но у нас нет оружия, – с сомнением возразил Эльрик.

– Что я слышу? В Вервольде живут одни трусы? Нас девять человек, а их всего четверо!

Эльрик ничего не смог сказать.

– Пойдем, пойдем, быстрее! Раз уж мы назвались грабителями и убийцами, пора грабить и убивать!

Покинув площадь, отряд Эйласа прошел по улице, ведущей к усадьбе, и притаился за живой изгородью. Пропуская лунный свет, листва двух огромных вязов, обрамлявших начало аллеи, покрывала дорогу серебристой филигранью.

Девять человек ждали в ночи; им удалось подобрать несколько сучьев и камней. Голоса, доносившиеся с площади, только подчеркивали тишину.

Проходили минуты – голоса становились громче. В поле зрения, спотыкаясь и размахивая руками, показались паладины; они наперебой жаловались на судьбу, прерывая излияния отрыжками. Один воззвал к богине ночи:

– Зинктра Лелеи! Держи небосвод крепче, он вертится!

Другой выругался, так как первый наступил ему на ногу, и посоветовал первому возвращаться домой на карачках. Третий то и дело разражался идиотским смехом – его забавлял какой-то эпизод, известный только ему самому, а может быть, и никому не известный. Четвертый пытался икать в такт своим шагам. Пьяницы проходили мимо. Послышался шорох быстрых шагов, за ним – глухой треск костей под ударом кувалды, резкие вздохи ужаса. Через несколько секунд четыре нарушителя ночной тишины превратились в четыре молчаливых трупа.

– Возьмите их оружие! – сказал Эйлас. – И затащите их за кусты.

Эйлас и его сообщники вернулись в кузницу и устроились на ночь кто как мог.