Сад нераскрывшихся цветов

-- Чертов сукин сын! -- вновь сорвался он, подарив мне взгляд, полный ненависти и презрения. В этот момент юноша замахнулся, и очередной комок бумаги полетел в меня. Нет, сейчас в этом жесте не было дружеской забавы -- лишь алая злоба и черный гнев. Ударившись о мое плечо, с легким шуршанием скомканный лист приземлился на пол. Но это было лишь сигналом к наступлению -- через долю секунды я почувствовал, как со всех сторон в меня и мою одноклассницу полетели бумажные снаряды. Осознав, что дело плохо, я ухватил Лили за руку и потянул ее прочь, все еще чувствуя, как что-то ударяется о спину. От стен кабинета отражались всевозможные угрозы и упреки моих одноклассников взамен на то, что я не поддался их стихийности, не поднял руку на слабого. Возвращаться было поздно. Да и не хотелось -- ладонь Блейн была мягкой и теплой.

***

Калитка сада хлопнула. Я взглянул на часы, отметив, что до следующего урока есть еще пятнадцать минут. Опаздывать на одно из первых занятий не хотелось, особенно с учетом, что это была литература. Запыхавшись от бега, вдвоем мы рухнули на новенькую лавочку из ароматного дерева, спрятанную в тени раскидистого клена. Вокруг все утопало в зелени и ярких красках: потрясающее разнообразие цветов разбавляла свежесть листьев и подстриженной травы. Тишина этого места, изредка нарушаемая лишь детскими криками со стороны здания школы, создавала ощущение защищенности. Это место будто было создано моим воображением -- ничего подобного я никогда не видел в жизни, да и не желал. Как оказалось, Эдем был здесь -- в одиноком саду школы "Хартвуд".

-- Красиво, правда? -- отдышавшись, произнесла Лили, скромно сложив руки на коленях. Машинально я кивнул в ответ, хоть и не совсем внял вопросу. Было заметно, что девушка явно пытается избежать разговора, но уйти от него было невозможно. Утерев пот со лба, я задал встречный вопрос:

-- За что они так тебя?

-- Я... не знаю, -- с явной горечью произнесла собеседница, взглядом упираясь в землю.

-- Лили, -- вновь я обратился к однокласснице, пытаясь разговорить ее, -- ты не можешь не знать.

-- Недоразумение.

-- Недоразумение?

Она кивнула, подняв на меня взгляд. Наконец-то я смог разглядеть ее лицо лучше: оно носило какой-то скорбный вид. Теперь было заметно, что эти очерченные скулы -- результат худобы, как и слегка впалые щеки вместе со светло-сливовыми синяками под нижними веками. Инстинктивно мне становилось жаль эту хрупкую и странную девушку, смотревшую на меня, как на героя, спасшего ее не от школьных хулиганов, а от кровожадных преследователей. В неловкости она комкала худыми длинными пальцами край темно-зеленого пиджака, до крови кусая губы.

-- Я учусь здесь по гранту, -- начала она, -- уже третий год. Мне удалось одержать победу на одном из конкурсов, отбирающих многообещающие проекты школьников. Так получилось, что мой оказался лучшим. И взамен на свои труды я получила это, -- мягко вздохнув, Лили направила взгляд в даль сада.

-- То есть они издеваются над тобой из-за... -- начал было я, но Блейн перебила меня:

-- Нет. По приезде я ладила со всеми, даже с Колином и близнецами, а Леона относилась ко мне доброжелательно, как и остальные девчонки-одноклассницы. Просто однажды произошло недоразумение, и по дурной ошибке я оказалась тем, кем оказалась.

-- И что же произошло?

-- Глупость, -- беззлобно и едва заметно уголки губ девушки дрогнули, а глаза, как мне показалось, вновь заблестели от проступивших слез. Ей было сложно говорить о произошедшем: не столько чувствовался стыд, сколько горечь до дна испитой несправедливости. -- Еще тогда, в средней школе, меня попросили передать шпаргалку Леоне прямо на контрольной, но по своей неаккуратности я допустила ошибку. Учитель заметил лист в моей руке и после занятий вызвал к себе в кабинет. Я пыталась сказать, что это была моя шпаргалка, но и без слов было ясно, кому она принадлежит...

-- И все подумали, что ты заложила Леону и ее подругу, -- подытожил я.

-- Да, -- кивнула в ответ Лили, печально выдохнув на последней букве. Казалось, она сделалась еще печальнее: и без того бледная кожа приобрела совсем мраморный оттенок, а глаза, еще недавно казавшиеся мне лиловыми, стали серо-голубыми, словно тяжелое пасмурное небо. Блейн вызывала у меня неуемное желание жалеть и защищать: настолько жалкой и слабой она чудилась. Но внутри нее, как оказалось, грифель был покрепче моего:

-- Знаешь, -- продолжила она, -- ты зря сделал это. Я привыкла, и мне практически все равно. Да, конечно, обидно. Больно. Но сейчас мое состояние несравнимо с тем, что тебе придется пережить...

Ее широкие скулы дрогнули, и девушка вновь нервно смяла край пиджака меж пальцев. Ее слова показались мне забавными, как и выражение лица в этот момент; я не был психологом, но этого было и не нужно, дабы понять, что Лили слишком драматизирует. Но теперь я был ответственен за нее.

-- Ладно, -- поднявшись со скамьи, произнес я, бросая взгляд на часы. До занятия оставались считанные минуты. -- Мы еще увидимся, Лили.