Медленным шагом Арлен приблизился и остановился возле нашей скамейки, собою подперев колонну. Он не поздоровался, не сказал ни слова, только со злобным прищуром глядел вдаль и постукивал пальцами по стеклу своих часов. В здании было холодно, поэтому поверх пиджака юноша накинул жилетку с подкладкой из овчины. Почему-то мне всегда нравилось, как она пахла.
-- Эм... -- замялся я, неловко глядя то на Дарси, то на Паттерсон. Я сразу почувствовал, что воздух стал тяжелее от напряжения. -- Мы про Эдинбург разговариваем. Присоединяйся.
-- Мне нечего сказать, -- безразлично пожал плечами Арлен и продолжил стоять. Будто бы мне назло.
-- Забавные из вас друзья, -- голос Леоны снизился на тон. Затем девушка обратила свой взгляд к моему соседу и произнесла: -- Мы ведь только заочно знаем друг друга. Я Леона.
-- Арлен, -- представился старшеклассник, даже не взглянув на человека, с которым знакомился. Это явно было актом оскорбления, но Паттерсон не восприняла его всерьез.
-- Вы давно дружите? -- вполне спокойно и с интересом поинтересовалась одноклассница. Я с облегчением выдохнул и смущенно сопроводил свой ответ пожатием плеч:
-- Ну, с Осеннего бала, получается.
-- Недолго... -- глаза Лео обратились к Арлену, а ее ладонь легла на мою макушку. Я удивился такому фривольному жесту, но не возразил. -- Знаешь, кого мне Нил напоминает?
Ответом Дарси было секундное напряжение. Слишком явное, чтобы не заметить его. А Паттерсон развивала монолог:
-- Шелли. Моего бывшего одноклассника. Он весной перевелся. Вы, кажется, были довольно дружны с ним.
-- Не более, чем с Вацлавом, -- с чинным спокойствием возразил собеседник. Я же немного осунулся -- мне не нравилось, когда в моем присутствии говорили о незнакомых людях.
-- Но тогда, помнишь, на весеннем спортивном фестивале? Шелли разбил колени, подвернув ногу на стометровке. Ты бросился за ним, как обезумевший. Все видели, все помнят. Вы дружили.
-- И что? -- раздраженно переспросил Арлен. Его кулаки сжались, а уголки губ недовольно изломились. На лицо упала сизая тень, и теперь он вовсе стал каким-то жутким.
-- Потом Шелли перевелся, -- Леона не унималась, и мне становилось не по себе. Впервые за все время, что я был знаком с этими спорщиками, я немного боялся их обоих. С каждой долей секунды их обоюдная ненависть становилась все более густой, как кипящая смола.
-- Причем здесь я и то, что он перевелся?
-- Хватит, пожалуйста! -- зажмурившись, заявил я. Слушать все это было невыносимо. Они, словно стервятники, выклевывали друг другу глаза. И все это раздражение пришлось впитать в себя: я поднялся со своего места и, строго взглянув на прощание, поспешил к себе в комнату.
Я ненавидел, когда люди ссорятся, еще с детства. Это напоминало мне моих родителей, деливших все, начиная от места за компьютером и, в конце концов, заканчивая документами на дом. Со временем я смирился, что являюсь некой губкой для всего этого негатива, и привычки не оставляли меня даже сейчас. Но я пообещал себе стать лучше, начать такую жизнь, о которой не пожалею. Поэтому смиряться с тем, что мне неприятно, я не собирался. Второе, что меня почему-то волновало -- незнакомец, упомянутый в разговоре. "Кто такой Шелли?" -- спросил я себя, пытаясь вспомнить, впервые ли слышу это имя. В момент мысли я обернулся, решив проверить, спорят ли еще Арлен с Леоной, но на нашей скамейке уже сидел кто-то другой. "Ладно", -- махнул рукой я и загнул рукава пиджака для удобства. Хотя больше, чем загадочный Шелли, меня задела история с запиской -- я был полностью уверен, что, окажись я на месте Дарси, не посмел бы расколоть сердце девушки. Тут же я представлял себя на месте несчастной, и под ребрами начинало покалывать. Нет, определенно, Арлен -- монстр. Хотя я монстр не хуже -- внезапно на меня обрушился такой жуткий стыд, что хотелось раствориться: я вспомнил, как сам выбросил послание Лили в мусорное ведро.
***