Саботаж

На эстраде Мария Онитша в сопровождении трубы Мелвина Хэмптона пела блюзовую версию «Комм цурюк» – немецкий вариант французской «Ж’аттандрэ»[52]. Несколько пар танцевало на площадке, между столиками величаво сновали официанты. Напротив Фалько сидели Лео Баярд и Эдди Майо. Все трое были в приподнятом настроении и пили «Теттенже».

– Когда же вы расскажете нам свою историю? – спросила Эдди.

Она обращалась к Фалько, но смотрела при этом на певицу.

– Да нет у меня никакой истории. Нечего рассказывать.

– Поискать – так найдется, – сказала Эдди с загадочной улыбкой. – А женщина красивая.

– Очень, – подтвердил Баярд.

Оба они выжидательно смотрели на Фалько. Тот сделал неопределенно уклончивый жест.

– Еще шампанского? – и, не дожидаясь ответа, наполнил бокалы.

– Вы с ней спали? – спросила Эдди. – Ну, не темните. Тут все свои.

– Перестань, – урезонил ее Баярд. – Это вопрос из разряда нескромных.

Но Эдди не обратила на эти слова внимания:

– Признавайтесь – было?

– Я бы вот с удовольствием, – сообщил Баярд.

– Да я бы и сама не отказалась. Какая у нее фигура – просто само совершенство.

– Да… Будто выточена из черного дерева. И какой дикий, животный магнетизм исходят от нее… Ты представь, Эдди, какова она голая?

– Еще бы. И уверена, что нашему другу Начо и представлять не надо.

– Да-а? На чем же основываются твои предположения?

– На нем, – Эдди кивнула на Фалько. – Вот на нем и основываются.

– Женская интуиция?

– Можно и так сказать.

– И?

– Ну, видно же, что он разбирается в чернокожих певицах. Как, впрочем, и в белых.

Баярд рассмеялся. Вексель из банка Моргана, который Фалько показал ему в кафе «Липп», привел его в превосходное настроение.

– Повезло! – Баярд поднял бокал. – Это правда, друг мой? Вы далеко зашли с этой божественной женщиной? Если так, примите мое искреннее восхищение.

Фалько взглянул на Эдди. Она была в креповом платье цвета мрамора, оставлявшем обнаженными спину, плечи и руки, с ожерельем из мелких жемчужин в качестве единственного украшения. Былой опыт манекенщицы позволял ей носить этот наряд с небрежным изяществом, как вторую кожу.

– Вам в самом деле интересно?

Эдди повела голыми плечами:

– У вас еще остались ваши фамильные «гаваны»?

После кратчайшего колебания он вытащил из кармана «монтекристо» среднего размера и, осторожно проколов закругленный кончик, протянул ей. С сигарой в зубах Эдди наклонилась, ожидая, когда поднесут огня. Льдисто-синие глаза сквозь сигарный дым упорно и неотрывно всматривались в лицо Фалько.

– Может быть, – ответила она, словно итожа свои размышления. – Может быть, мне и впрямь интересно.

– Ну прекрати! – со смехом воскликнул Баярд. – Не вгоняй нашего друга в краску.

– Мне кажется, это едва ли возможно.

Фалько вытащил портсигар. Недомогание его вроде бы прошло, и потому он сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. Выпустил дым, взглянул на Марию Онитшу и потом с холодной улыбкой повернулся к Эдди:

– Мне приходилось спать с такими женщинами.

– За деньги или так?

Фалько не смутился.

– За деньги, конечно, – сказал он с полным спокойствием. – И с такими женщинами, как вы.

– В самом деле?

– В самом. А иногда – с теми и другими одновременно.

– Бо-оже мой… И как же вы платите за женское мясо? За килограмм?

– За тонну. Предпочтение отдаю плотному и потному.

– И черному?

– Да.

– Как вульгарно.

– Да.

– И как самодовольно.

– И с этим не поспоришь.

– Отлично! – засмеялся Баярд.

Эдди сохраняла невозмутимость, хотя Фалько не пропустил бы даже легчайшее вздрагивание ее ресниц.

– Любопытно. И что же вы даете взамен?

– По-разному, – он не спеша затянулся. – Когда горстку фиников, когда – жемчужное ожерелье или уместную улыбку. Зависит от колебания цен на рынке.

– Мне кажется, вы переоцениваете ценность своей улыбки.

– Это мое единственное достояние.

Эдди продолжала смотреть на него с ледяной пристальностью:

– Вы сказали, что управлялись с двумя женщинами за раз?

– И чудесно управлялся. – Фалько кивнул на Баярда, который получал от диалога большое удовольствие. – И если бы не безмерное уважение, которое я питаю к Лео, предложил бы и вам испробовать.

Баярд расхохотался:

– Не вздумайте! Иначе – дуэль на рассвете.

У входа возникла какая-то сутолока, и разговор прервался. Публика устремила туда любопытные взгляды. В зал вереницей во главе с Тони Акажу, хозяином заведения, вошли несколько человек: дамы в вечерних туалетах, их спутники – в темных костюмах, и только один, рослый и широкоплечий, – в измятом коричневом пиджаке.

– Марлен Дитрих, – сказал Баярд.

– Ты посмотри, кто с ней.

– О нет, только не это! Опять Гейтвуд!