У «Липпа» подавали лучший в Париже «джин-физ», так что Фалько с ходу заказал себе порцию. Лео Баярд и Эдди Майо уже сидели под большим зеркалом в глубине зала: неизменный Пти-Пьер у стойки не спускал с них бдительных глаз. Был час аперитивов, и кафе заполняли посетители буржуазного вида, которые вели себя вполне непринужденно. В зеркале отражались гарсоны в черных пиджаках и длинных фартуках, сновавшие по залу с бутылками вина во льду и блюдами с «дарами моря». Голоса сливались в ровный гул.
– Ну, мы уже слышали о вашем купанье в Сене, – весело сказал Баярд. – Теперь желаем знать подробности.
Фалько подчинился беспрекословно. Он замечательно владел искусством живого и занимательного рассказа, а природный артистизм скрашивал даже самый банальный анекдотический случай. Последнее происшествие позволяло блеснуть мастерством и, слегка преувеличивая степень своей неуклюжести, вышучивая себя самого – в этом он тоже был большой мастер, – описать, как перегнулся через перила, потерял равновесие, бухнулся в воду и как потом жандармы выуживали его оттуда на манер тунца.
– Они сказали, что недели не проходит, чтобы оттуда не сиганул какой-нибудь самоубийца. Чаще всего топятся модистки от несчастной любви и кассиры-растратчики, но те и другие выбирают для этого безлюдье и ночную темноту. А я им на это ответил, что теперь тоже хотел бы утопиться, но со стыда.
Баярд смеялся, Эдди улыбалась, но поглядывала на Фалько задумчиво, а потом сказала:
– Вот бы не подумала, что вы так неловки.
Она была сегодня очень хороша – золотистые волосы гладко охватывали голову, как шлем, а серый костюм, в котором несомненно узнавалась рука Шанель, с белой сорочкой и галстуком, придавали ей порочную прелесть двуполого существа.
– О-о, вы бы удивились, узнав, до чего же неловок я бываю порой, – ответил Фалько.
Облокотившись о стол и держа дымящуюся сигарету на весу, возле подбородка, она произнесла с той же надменной улыбкой:
– Сомневаюсь.
– Начни я рассказывать…
Фалько достал платок и, извинившись, приглушенно высморкался.
– Попробуйте устрицу, – посоветовал Баярд.
Устрица оказалась выше всяких похвал. Фалько, уже допивший свой коктейль, сопроводил ее глотком шабли. К столику подошли какие-то знакомые Баярда, он встал и, отойдя на несколько шагов, вступил с ними в беседу, меж тем как Эдди и Фалько продолжали свой поединок взглядов.
– Пикассо сделал мой портрет, – сказал Фалько. – Я очень доволен.
– Пикассо – грубиян и сумасброд.
– Со мной он держался любезно.
– Понравились, видно. – Она замолчала на миг; улыбка медленно гасла у нее на губах. – Как и всем… Вы всегда так падаете?
– Как «так»?
– По-кошачьи, на четыре лапы.
– Делаю, что могу.
– Действительно… Делаете. Вы замечательно говорите. У вас талант к этому.
– А у вас – к молчанию.
Эдди бросила на него непроницаемый взгляд:
– Надеюсь, это был комплимент?
– Ну разумеется. Я вот только не знаю, понравился ли он вам.
Температура взгляда упала градуса на два:
– Вы и здесь делаете, что можете?
– В меру сил стараюсь.
Она помолчала и, не выпуская из пальцев сигарету, оперлась подбородком на ладонь.
– А я бы тоже хотела сделать ваш портрет… Вас не слишком затруднит попозировать мне?
Фалько не ожидал такого и потому секунд на пять промедлил с ответом. Да ни за что на свете, подумал он. Еще не хватало, чтобы его снимок появился в чьем-то фотоархиве в образе кинолюбовника. Он злорадно представил, как бы высказался адмирал, наткнувшись на изображение своего агента, например, в «Харпер Базар».
– Чем же меня это может затруднить?
– В самом деле… – задумчиво продолжая изучать его лицо, сказала она. – Чем же?
Баярд попрощался со своими знакомыми и вернулся за стол. Он, казалось, был разом и обеспокоен, и обрадован.
– Мои друзья, журналисты из «Сё Суар» и «Юманите»… Рассказали, что тяжелый крейсер «Дойчланд», стоящий на рейде Ибицы, был атакован республиканской авиацией… Двадцать два человека убито, семьдесят три ранено.
– Ух ты, – высказалась Эдди, затянувшись сигаретой.
Фалько очень хорошо сознавал всю серьезность случившегося. В эти минуты телефонные линии и телетайпы, должно быть, раскалились докрасна. Без сомнения, произошел самый значительный международный инцидент с начала войны.
– Намеренный налет? – спросил он.
Баярд развел руками:
– Неизвестно пока. Республиканцы заявляют, что произошла ошибка, но разве можно с чем-нибудь спутать такой крупный боевой корабль?
– Не сомневаюсь ни минуты, что это никакая не случайность, – сказала Эдди.
– Может начаться большое веселье… После такого Германии придется отбросить притворство и разговоры о невмешательстве. Гитлер не сможет проглотить подобное оскорбление. Непременно ответит чем-нибудь, вынудив Англию и Францию тоже не сидеть сложа руки… А? Какого вы мнения, Начо?
– Не исключено, – уклончиво ответил Фалько. – Я в этом не очень разбираюсь.
– Война вполне может принять международный характер.
Эдди не согласилась:
– Сомневаюсь, чтобы Сталин сейчас открыто выступил против Гитлера с Муссолини. По крайней мере, пока.