Саботаж

Баярд ограничился каким-то невразумительным приветствием. Американец, не обращая внимания на Кюссена, подозрительно оглядел Фалько сквозь очки в железной оправе. У него была широкая улыбка, здоровенные ручищи, могучие боксерские плечи, распиравшие серый пиджак из чертовой кожи. Фланелевые брюки неглажены, рубашка без галстука – в пятнах от вина.

– Я бы выпил бренди, – сказал он.

– Закажи себе что хочешь, – ответил Баярд.

Американец обратился к бармену так, словно знал его всю жизнь. Потом снова воззрился на Фалько, покосился на Эдди с сигарой во рту, опять перевел глаза на Фалько, показал на его галстук и спросил, явно щеголяя осведомленностью:

– «Британские гвардейцы»?

– «Маринелла». Неаполь[29].

Сморщившись, американец обратился к Баярду и Эдди:

– Я не знаю вашего друга.

Он произнес эти слова не очень дружелюбно, обдав сидящих сильным винным перегаром. Баярд неохотно произвел церемонию знакомства:

– Гупси Кюссен, Игнасио Гасан.

Гейтвуд, вложив в пожатие слишком много чувства, чересчур сильно, до боли стиснул руку Фалько.

– Испанец? Я только что из Испании. Возвращаюсь в Штаты писать роман. У меня билет на «Нормандию», но задержусь на несколько дней в Париже. Интервью всякие и все такое.

– Ну, как там дела? – спросил Баярд.

– За то время, что тебя не было, пошли чуть повеселее. Я знаю историю с твоей эскадрильей… Обиделся, что тебя сняли с должности командира, так ведь?

– Нет, не так. Никто меня ниоткуда не снимал. Переформирование, вот и все.

– Ну да, – американец лукаво усмехнулся. – Как бы то ни было, подтянуть дисциплину всегда полезно. Слышал, наверно, какую взбучку задали в Барселоне анархистам и троцкистам?

Баярд кивнул:

– Они сами напросились. Прежде чем устраивать революцию, надо выиграть войну.

– А ты как – думаешь вернуться?

– Да. Будем снимать фильм. Видел что-нибудь интересное в последние дни?

– Ничего нового. Мадрид держится стойко, мы наконец-то взяли Санта-Мария-де-ла-Кабесу.

– Так-таки и мы?

– Да, черт возьми!

Баярд насмешливо прищурился:

– И ты, значит, тоже брал?

– Сам знаешь, что я хочу сказать.

– Да уж знаю…

Гейтвуд в два глотка выпил коньяк и сейчас же заказал еще порцию.

– Эти гражданские гвардейцы хоть и фашисты, а дрались неплохо. Не сдались. Полегли все до единого, но не сдались. Не обделались…

На этот раз он обращался главным образом к Фалько, меряя его взглядом сверху донизу. И, кажется, остался недоволен тем, что увидел. Обернулся к Эдди Майо:

– В отель «Флорида» угодила бомба, чуть не убила Дос Пассоса и еще несколько человек… В последний раз мы с тобой там виделись… Помнишь?

– Еще бы не помнить… Ты ломился ко мне в номер.

– Ну, логично! К кому же еще ломиться, как не к тебе? – расхохотался американец. – Ты была на этой вечеринке самая хорошенькая.

– А как же твоя новая подружка, беленькая такая? Как ее звали?

– Но ее же там не было.

Брови у Эдди вздернулись. Синие глаза метнули ледяные молнии.

– Какое же ты дерьмо, Гэт, – она выпустила дым ему в лицо. – Был дерьмом и остался. Фанфарон дешевый!

Гейтвуд обернулся к Баярду, ища у него поддержки:

– Лео, она меня оскорбляет!

– У нее есть на то основания, – засмеялся француз. – А я ей не гувернер. Она вольна оскорблять, кого ей вздумается.

– Она обозвала меня дерьмом!

– Да, я слышал.

Гейтвуд повернулся к Фалько. Исчезла уже и вторая порция коньяка. Американец, сняв очки, протирал их грязным носовым платком.

– А вы, амиго[30], тоже считаете меня фанфароном?

Фалько спокойно выдержал его взгляд.

– Я не располагаю необходимой информацией для подобных суждений, – ответил он весело.

– Вы что – сговорились? Сорок пять дней на войне – это мало, по-вашему?!

– И вероятно, участвовали в боевых действиях?

Гейтвуд надел очки и заказал третий коньяк.

– Кое в каких побывал.

– Его влекут битвы, – саркастически заметила Эдди. – И он не проиграл ни одной. И постоянно ищет новых и новых, разных и всяких.

Американец зло поглядел на нее:

– Зачем ты это ему рассказываешь?

– Он же тебя не знает… Это может показаться невероятным, но, представь, Гэт, на свете есть люди, которые тебя не знают.

Гейтвуд взглянул на Фалько, словно только что увидел:

– Вы ведь испанец, Педро?

– Начо.

– Ну, пусть будет так. Я ослышался, значит. Показалось – Педро. В Испании многие носят это имя.

– Да, я испанец, хоть и живу не в Испании.

– Испанцы – великолепные ребята, – Гейтвуд прищелкнул языком. – Нигде не встречал таких храбрецов. Правда, многие оружия в руках не держали. Через одного приходилось обучать азам.

– Что стало бы с Республикой без тебя! – заметила Эдди.

Она снова выдула струю сигарного дыма ему в лицо, но на этот раз американец успел отдернуть голову.

– Слушай, Лео, чего она бесится? У нее что, критические дни?

– Пошел ты в задницу, Гэт, – сказала она.

Баярд рассмеялся:

– Да нет, не дни, а отношение к тебе.

– Не пойму, старина, что она в тебе нашла. Ты даже не настоящий коммунист.

– Зато я выше тебя ростом.

– И красивей, и элегантней, – добавила Эдди.

– И лучше пишу.

– Лучше-лучше, – поддержала Эдди.

Гейтвуд снова достал платок и трубно высморкался. Потом поглядел на Фалько: