Сабля, птица и девица (СИ)

— Здесь есть птичья галерея? — император повернулся к секретарю.

— Есть, Ваше Величество, и преотличная, — отрапортовал секретарь.

— С Божией помощью концы с концами сводим, — сказал гефлюгельшталльфюрер, — Грабят нас, обижают. Скоро по миру пойдем.

— Запиши, — сказал император секретарю, — Увеличить им бюджет на четыре процента.

— Записал.

— Запиши. Напомнить императору посетить птичью галерею, как время свободное найдется.

— Записал. Только…

— Сам знаю. Теперь пусть докладывает агент.

— Иван Устинов сын Умной, сын боярский из Москвы, — поклонился Ласка, — Не велите казнить, велите миловать, Ваше Величество. Мы, грешные, хотели редкую птицу польскому королю в подарок преподнести.

— Зачем?

Фредерик фон Нидерклаузиц пересказал прогнозы звезд по династическому браку и по венгерскому престолу.

— Если, если и если, — сказал император.

— Не от пана Твардовского ли слова про звезды и Венгрию? — спросил секретарь.

— От него, — ответил Ласка.

— Стоит ожидать именно такого исхода.

— Уверен? — спросил император.

— Как наиболее вероятного, — ответил секретарь.

— Передам Фердинанду, пусть будет готов. Теперь решим, что делать с вором и птицей. Что скажешь, племянник?

— Надо решить, стоит ли нам укрепить отношения с Польшей или наоборот, стоит готовиться, что они все равно рухнут.

— Я бы подождал, пока разродится королева Венгрии. А птицу… На твое усмотрение. Если меня не будет в Вене, решай сам. Кстати, речь шла о какой-то конкретной птице? — император повернулся к Ласке.

— Мы подумали, что у императора попугаев много, одним меньше и не заметит никто. Выбрали самого ненужного, который на задворки выселен, — ответил тот.

— Почему выселен? — спросил император у гефлюгельшталльфюрера.

— Монахи говорят, богохульник он злостный, — ответил тот, — Отрицает непогрешимость Папы, еще и утверждает, что Святой Дух исходит только от Отца. Вопросы еретические задает. Чуть что, ругается по-морскому, святых скверными словами оговаривает.

— Ты с ним сам разговаривал?

— Не о чем мне с такой птицей беседовать. Не полезно для моей бессмертной души.

— Тогда хорошо, что воры именно этого попугая выбрали, — сказал император, — Выбери они другую птицу, не сносить им головы. В самом деле, зачем мне такой попугай?

— Виноват я, Ваше Величество, что по-хорошему не попросил, — поклонился Ласка, — Другой раз умнее буду. Не нужен вам попугай, так не выбрасывайте, мы заберем.

— Мы собирались выбрасывать попугая? — спросил император.

— Никак нет! — вытянулся гефлюгельшталльфюрер.

— Попроси этот вор птицу для себя, я бы не отдал. Кто он такой, чтобы ему сам император подарки делал? У нас в империи своих рыцарей полно, у всех после турниров одни заморские редкости на уме. А вот короля Сигизмунда Августа я недолюбливаю. Не король, а маменькин сынок.

Император и принц улыбнулись открыто, а все остальные улыбки проглотили. Все-таки, «маменькиному сынку» двадцать, он руководитель дружественного государства и будущий родственник.

— Пускай Сигизмунда Августа птица-еретик каждый день богохульно кроет, на языке, которого он не знает, а он чтобы слушал да радовался. Только подарок ему я могу и по своему желанию послать, без лишних посредников. Хочешь сам привезти птицу? — спросил император Ласку.

— Да, Ваше Высочество. Готов за нее службу сослужить.

— Рыцарей у нас и без тебя много, — сказал император.

— А воров? — спросил принц.

— Хм… Воров? — император задумался и повернулся к секретарю, — Много ли у меня в империи воров?

— Мало, Ваше Величество! Вешаем каждый день, скоро закончатся! — отрапортовал секретарь. На самом деле, он не знал правильного ответа, просто не хотел портить настроение императору.

— Я бы отдал птицу в обмен на другую редкость, — принц строго посмотрел на Ласку.

— Как прикажете, Ваше Высочество!

— Я хочу сделать подарок отцу.

— Какой? — спросил император.

— Был у него в конюшнях добрый конь. Французский дестрье вороной масти. Помер, а табличка над стойлом осталась. Коней у нас каких только нет, да вот только вороного дестрье французский король Франциск нам больше не продает. Обиделся Франциск на вас, дядя, после Павии. Говорит, пусть император хоть вороную мышь седлает, хоть вороного слона, а вороного боевого коня никто во Франции в нашу империю по-хорошему не продаст. Непорядок получается. Не табличку же над стойлом снимать. Отец каждый раз мимо ходит и хмурится. Краденого коня он не купит, а дареному в зубы не смотрят.

— Намек понятен? — император повернулся к Ласке.

Ласка даже выдохнул с облегчением. Коня привести. Это не птица какая-то. Конь скотина умная, с ним договориться можно. Если уж с императором нельзя. У королей коней много, одним меньше — и не заметит. Как Вольф говорит, не последнее забираем, не под петлю подводим. Бог простит. Грех, конечно, но что этому Вольфу лишний грех?

— Приведем мы коня, Ваше Величество! — ответил Ласка.

— Обмануть меня не пытайтесь. Думаете, мы тут в лошадях не разбираемся?

— В мыслях не было, Ваше Величество! Любой рыцарь в лошадях знает толк, а чем рыцарь старше, тем лучше знает. Вот вам крест, из королевской конюшни приведем жеребца!