С тобой навсегда

А я сейчас думаю о том, что вот и до меня у нас в роду были медики.

Садимся в машину.

«Что это Петер такой тихий? Его, верно, впечатлил мой поступок…»

Осторожно взглядываю на Петера и вижу в глазах его уважение. И тут же мне кажется, что глаза его смеются.

Но Петер говорит серьезно:

— Я люблю тебя…

И, наклонившись, целует меня в губы.

Лейпциг

Германия встречает нас пасмурной погодой. Я расцениваю это как положительный знак. Хмурое небо и мелкий нудный дождичек в начале нового жизненного этапа — почти гарантируют безмятежное солнце и личное счастье некоторое время спустя. Но я могу сказать с уверенностью — счастлива и сейчас, в начале нового жизненного этапа. Потому что рядом со мной идет Петер — большой, сильный, красивый и любимый, я опираюсь на его руку…

Несколько дней спустя, действительно, начинает проглядывать солнце, а потом надолго устанавливается тихая ясная погода. Мне это представляется несколько необычным для осени. Я привыкла к осени ветреной, ненастной, наводящей тоску. А здесь, в Лейпциге, рядом с Петером у меня душа поет. Хотя и мелькнет иной раз грустное: «А как там у нас?».

В Лейпциге, во всяком случае первое время, мне очень интересно. Я так и порхаю, и всплескиваю руками, и постоянно восклицаю что-нибудь восторженное.

У Петера недалеко от площади Рихарда Вагнера большой двухэтажный дом. Петер платит за него в рассрочку. Сколько в этом доме комнат, я не знаю и даже не берусь сосчитать, ибо некоторые из комнат имеют выдвижные на роликах стены и при желании комнаты можно располовинить; и еще есть некоторое затруднение: считать ли за комнаты две гардеробные — на первом и втором этажах — без окон, более напоминающие большие чуланы? И Петера спрашивать не хочу, так как почти уверена, что вопрос о количестве комнат в его доме вызовет лишь изумление и непонимание. У Петера есть дом — и этим все сказано…

Дом обставлен со вкусом — потрудился дизайнер. Всюду дорогая удобная мебель и — море цветов, причем, если не знаешь, никогда нельзя сказать с уверенностью — живые в данный момент перед тобой цветы или искусственные. В некоторых местах — под лестницей, по углам холла, в прихожей у окна — разбиты целые цветники. За живыми цветами «присматривает» электроника, коей задан определенный режим, и она чутко реагирует на малейшие изменения температуры воздуха, влажности воздуха и почвы. Фантастика! Можно часами наблюдать за работой этой электроники: то вдруг ветерок — теплый и влажный — подует откуда-то на цветы, то прольется на них быстрый ласковый дождичек, то прикроются слегка жалюзи и ограничат слишком изобильный солнечный свет…

Мне особенно приятно подмечать некоторые детали, говорящие о том, что дизайнер поработал здесь совсем недавно, — то есть готовили дом именно к моему приезду. Эта мысль часто посещает мою голову, и я стараюсь лаской отплатить Петеру за столь великое внимание ко мне. Вообще я заметила, что здесь, в Германии, все мужчины относятся к женщинам с огромным вниманием, иной раз мне даже кажется — с показным. Но как бы то ни было!.. Даже если мужчина в чем-то не согласен с женщиной и невероятно зол на нее, и скрежещет зубами, он не вытолкает ее из машины, а непременно выйдет, откроет перед женщиной дверцу и подаст руку. Он проведет свою женщину по улице так, чтобы все видели, какая это идеальная пара и какое безоблачное над этой парой небо. И ухаживает мужчина за женщиной не с лакейской приниженностью, а с таким достоинством, будто делает важное государственное Дело.

По приезду в Лейпциг я дня три отсиживаюсь в этом великолепном доме. И не потому, что мне по каким-то причинам боязно выйти на улицу или я домоседка, — попросту я адаптируюсь. Мне нужно немного времени, чтобы свыкнуться с переменами в моей жизни. И еще: всякая женщина — немного кошка. Пока не обнюхает все углы своего нового жилища — не успокоится.

Да! Дом такой большой, что я три дня «обнюхиваю углы». Придерживаясь за резные лакированные перила, хожу по лестницам, прислушиваюсь, не скрипят ли ступени; жмуря от удовольствия глаза, оглаживаю чудесные тисненые или гладкие обои; поправляю цветы на стенах и веночки на дверях; прохаживаясь по кухне, часами любуюсь на кафель — столь нежный, что меня порой начинают мучить сомнения — кафель ли это в привычном моем понимании и не подсвечивается ли он изнутри? А вот и ванная комната! Царство мое! Фарфор, зеркала, позолота, мозаики на стенах… Отсюда я буду править домом. Здесь будет храниться мое сердце.

Петер подсмеивается надо мной. Но видно, что ему очень приятно. Петер понимает: он мне угодил; забота его замечена и высоко оценена. И оттого он счастлив!

Иногда он говорит мне:

— Если тебе не нравится что-то, если хочешь что-нибудь переделать, скажи. Вызовем специалистов и переделаем в течение суток.