С тобой навсегда

— Ты так похорошела за этот месяц. Ты — просто божество! Зеркала, восхищенные, должны падать у твоих ног. О! Как мне было плохо без тебя!..

Я таю от этих слов. Я понимаю, конечно, что это всего лишь слова. Но мне так приятно слышать их.

— И я скучала по тебе, Петер! — жмусь к его плечу. — Я скучала так сильно, что даже дважды приходила на то место, где мы тебя сбили. Помнишь?

— О, да, — Петер смеется. — Я так счастлив, что вы меня тогда сбили!

Мы садимся в такси, едем куда-то.

Я не могу насмотреться на Петера. Мне кажется сейчас, что я знаю его целую вечность. Черты его лица видятся мне родными…

Таксист оборачивается к нам:

— Куда мы едем?

Я спохватываюсь, называю адрес.

«Мы едем ко мне! Никаких гостиниц, никаких друзей. Только ко мне! Домой…»

Петер крепко держит меня за руку — будто от этого зависит, останемся ли мы с ним вместе навсегда.

Мы переплетаем пальцы. Я тоже крепко сжимаю его руку.

«С тобой, Петер, я хочу остаться навсегда!»

Смотрю ему в глаза. Я мечтаю, чтоб он прочитал мою мысль во взгляде; я внушаю ему свою мысль…

— Навсегда… — шепчет Петер и целует меня в подбородок. — Навсегда…

Дома Петер заваливает меня подарками. Я еще в аэропорту удивлялась: почему у него такой большой багаж? Свертки, сверточки, пакеты, коробочки высятся на моей кровати горой.

Я распаковываю подарки и, дабы доставить Петеру удовольствие, ежеминутно что-нибудь восклицаю:

— Ах, какая кофточка! Она должна быть мне очень к лицу! — я на минуту отбегаю к зеркалу. — Ах, у тебя чудесный вкус! — опять возвращаюсь к кровати. — А это что? Фен? О, какое чудо! Петер, ты прелесть!.. Духи, кроссовки… Петер, ты потратил целое состояние! А это что?

Я вытаскиваю из горки новый пакет, разворачиваю…

— Нижнее белье? Какое нежное! Почти прозрачное. А кружева-то!..

Петер не выдерживает моего восторженно-удивленного взгляда. Слегка смутившись, отводит глаза:

— Извини, но я подумал… что могу себе позволить это. И вообще… Ты мне кое-что пообещаешь?

— Что именно?

— Нет, ты пообещай…

— Не зная — что?

— Да. Ты же мне веришь?

— Ну хорошо… Обещаю… — говорю я все-таки не без некоторого сомнения.

У Петера взволнованно блестят глаза:

— Мне бы очень… очень хотелось полюбоваться на тебя в этом… великолепии.

— Прямо сейчас? — я тоже несколько смущена, но мне и невыразимо приятно, что на меня очень хотят полюбоваться в этом… великолепии.

Петер смотрит на меня умоляюще. Я не могу ему отказать и, подхватив сей драгоценный пакет, удаляюсь в ванную.

Через минуту разглядываю себя в зеркало. Нет, это не я! Это богиня какая-то! Что делают с женщиной красивые вещи! Как преображают! Боже мой! Девушкам из «Otto» до меня — как до другой планеты.

«Ах, Петер! Ты знал, как мне угодить! Если я до сих пор сама себя ненавидела, то сейчас я сама себя люблю. Пусть я теперь нарциссистка! Пусть! Мне до этих обозначений нет никакого дела! Ибо я — совершенство! Или во всяком случае очень близка к нему. Вот в этом изумительном нежнейшем наряде я отныне должна шествовать по миру, а мир — восхищенный и ослепленный — должен ложиться покорно к моим ногам. И шепот — восторженный шепот — должен доноситься отовсюду: «Женщина идет!..»

Я поднимаю руки и сцепляю их за головой. Грудь моя кажется мне такой прекрасной! И становится досадно, что ее никто не видит. Красота пропадает, остается неоцененной.

Но тут же возражаю себе:

«Почему неоцененной? Вроде бы Петер очень даже ценит… Вон какое роскошное обрамление подобрал!»

Я выхожу наконец из ванной. Петер стоит у окна, смотрит на улицу. Вот он оборачивается.

Мягкий свет торшера падает на меня…

Мне смешно, ибо у Петера от восторга в сей момент отвисает челюсть. Я вижу, что перед богиней, внезапно появившейся перед ним, он готов пасть на колени и поклоняться ей всю жизнь. И в эту минуту в голову мне приходит мысль, что мужчины, даже если и очень умные, — все-таки весьма примитивные существа. Женщина — с красотой тела ее, нежностью, гибкостью, грациозностью, мягкостью, способностью чувствовать глубоко, с врожденной ее интеллигентностью и некоей заключенной в ней тайной — вот вершина мироздания!.. вот величайшее творение Создателя.

Руки Петера как бы сами собой поднимаются и тянутся ко мне. Петер не может с собой совладать. Уже не только его руки, но и его самого тянет ко мне, словно магнитом. Он ступает шаг, другой… Я озаряю его своим светом, и в свете моем он выглядит счастливым. И хотя я смотрю на него сейчас снизу вверх, я, женщина, много выше в эту минуту его, мужчины. Он понимает это. Возможно, еще и поэтому я его люблю — что он многое понимает.

А он меня не то что любит — боготворит. Он по достоинству оценивает меня: мою прекрасную грудь и нежную шею, мой гладкий мягкий животик и тугие бедра мои — я чувствую, как по мне блуждают горячие руки его, а губы приносят ласку к моим чуть приоткрытым губам.

— Люба! Любаша… — ошеломленно шепчет он и целует глаза мои. — Стань мне женой…

— Стану… — вторю ему эхом.

— Люба, я схожу с ума. Пожалей меня…

— Пожалею…