С пером и автоматом

— Хорошо, — повертев книгу в руках, ответил Алексеев. — Я прочту вам прекрасную горьковскую сказку «Девушка и Смерть».

Быстро найдя нужные страницы, он начал читать:

По деревне ехал царь с войны.

Читал уверенно, так, будто знал заранее текст песни. В палате все притихли.

Едет, черной злобой сердце точит,
Слышит — за кустами бузины
Девушка хохочет…

И сказка будто ожила. Перед глазами у всех возник образ смелой девушки, которая во имя любви не побоялась ответить грозному царю:

— Отойди, — я с милым говорю.

Взбешенный царь отдал девушку в руки смерти.

Девушка стоит пред Смертью смело,
Грозного удара ожидая…

И в сознании каждого явственно встала картина последнего боя за высоту, которая неоднократно переходила из рук в руки. «Вот точно так же, — проносилось в голове Алексеева, — и мои бойцы вчера гордо стояли перед смертью и победили. В этом, как и в других боях, ими также руководила всесильная и всемогущая любовь. Великая любовь к матери-Родине…»

Смерти не до шуток,
Становясь все злее и жесточе,
Смерть обула лапти и онучи
И, едва дождавшись лунной ночи,
В путь идет, грозней осеннем тучи.

Алексеев сделал паузу, повернулся, лег поудобнее, нахмурился. Присутствующие смотрели на него тревожно, внимательно. Но молодой лейтенант-минометчик будто не замечал ничего: был погружен в свои сокровенные думы. Он думал о сонатах батареи, людях, чьи судьбы находились в его руках. Думал о последнем ожесточенном бое с врагом, когда минометчикам пришлось вести огонь вопреки всем инструкциям и техническим правилам…

На Сталинградском фронте Михаил Алексеев был в разных должностях — политрук минометной роты, ответственный секретарь комсомольского бюро полка, заместитель командира артиллерийской батареи по политической части. А уже на Курской дуге, под Белгородом, в июле 1943 года его совершенно неожиданно назначили заместителем ответственного редактора дивизионной газеты «Советский богатырь». Как это произошло, Михаил Николаевич подробно рассказал в документальной повести «Дивизионка» и в другой, тоже документальной, повести «Автобиография моего блокнота».

— Вообще о фронтовом житье-бытье я, пожалуй, больше ничего не скажу, — вдруг неожиданно для меня сообщает Михаил Николаевич. — Все достаточно подробно поведано в названных произведениях и в романе «Солдаты» — в нем хоть и встречаются имена вымышленные, а рассказано-то, в сущности, о боевом пути нашей дивизии.

Заметим лишь, что в своих «Знаменосцах» Олесь Гончар имеет в виду ту же дивизию, ибо был однополчанином Алексеева: на фронте, уже в Румынии, Венгрии и Чехословакии, они много раз встречались.

— Что можно сообщить еще? — спрашивает Михаил Николаевич и сам заключает: — Более пяти лет (а именно с марта 1944 года и по сентябрь 1950 года) находился за границей, в составе советских войск. С декабря 1945 года по 1950 год работал корреспондентом газеты Центральной группы войск «За честь Родины». Это ты хорошо знаешь сам. Вспоминаю об этом лишь потому, что там впервые начал печатать роман «Солдаты» — первую книгу, с которой я вышел на литературную стезю…

На этом наша беседа была окончена. Не скрою, домой я возвращался с чувством победителя. Я узнал о своем друге то, чего до сего времени не знал. Думается, не знали этого и многие читатели…

«Вернусь на круги своя…»

Создав много по-настоящему волнующих книг об армии, Михаил Алексеев вдруг будто изменил своей традиционной теме. В конце 1961 года выходит «Вишневый омут» — роман, принесший громкую и вполне заслуженную славу Михаилу Алексееву. В нем автор поднялся на новую, более высокую ступень писательского мастерства. Советская пресса единодушно оценила роман как выдающееся явление советской прозы, как лучшее произведение автора. Именно в романе «Вишневый омут» — в этой эпопее о судьбах русского крестьянства — писатель, охватив события нескольких десятилетий, с великолепным знанием темы показал преобразовательный смысл революционных изменений в деревне. И в этой связи можно говорить о «Вишневом омуте» как о произведении социально-историческом, решенном и в идейном и в изобразительном отношении с точки зрения высокой народности. Здесь нужно особо сказать о языке романа: точном и прозрачном, словно звенящий горный родник. Он питается народными истоками и позволяет писателю свободно и естественно поведать о сложных явлениях жизни, высказаться до той желанной предельности, когда весь организм произведения оживает и приходит в движение. За это произведение автор заслуженно получил Государственную премию РСФСР имени А. М. Горького.