Пронька уловил мотив плясовой песни и заиграл «Камаринского». Горяев сбросил шапку, полушубок и, подбоченясь, сильным голосом затянул:
И пел и плясал смазчик с увлечением, ребята подзадоривали его криками, хлопали в ладоши. Наконец Горяев устал, опустился на скамью и забормотал:
— Они думают, что русский камаринский мужик может только водку пить. Нет, шалишь! Русский мужик еще себя покажет! Вот я им!..
Он кому-то погрозил кулаком.
Вера и Костя увели смазчика домой. В это время на вечеринку пришел дядя Филя. Его угостили, чем могли, и попросили спеть что-нибудь. Солдат упирался.
— Я вам, хлопчики, в другой раз спою. А сейчас давайте все. Знаете, какую споем? «Варшавянку». Потихонечку, вполголоса. Проня, выйди на улицу, постой пока. В случае чего — свистни…
Дядя Филя взмахнул руками. Эдисон начал:
Все подхватили:
Точно сильным грозовым ветром обдали ребят эти торжественные боевые слова. Может быть, именно сейчас они по-настоящему и поняли смысл революционной «Варшавянки».
Много еще лет проживут ребятишки, но во всю жизнь не забыть им эту ночь и эту песню.
Ровно в двенадцать часов дядя Филя поздравил всех с Новым годом, пожелал всем счастья.
— А теперь самое подходящее время взяться за дело!
Еще вечером мать Кузи приготовила из «пельменной» муки клейстер, разлила его в железные баночки. Дядя Филя из внутренних карманов пальто извлек две пачки новых листовок. Одну прочел вслух. Листовка призывала железнодорожных рабочих в новом году с новыми силами продолжать борьбу против белогвардейщины и японских самураев.
— Я иду с Верой! — сказал дядя Филя. — Остальные знают, кто с кем в паре. Клейстер держать за пазухой, чтобы не замерз. Работать только на «своей» улице, на «чужую» не лезть. Все понятно, хлопчики?
— Все! — разноголосо ответили ребята.
Только ныряющий в облаках месяц видел, как маленькие фигурки, скользя вдоль стен и заборов, наклеивали на приказ японского генерала Судзуки листовки подпольного большевистского комитета…
Утром 1 января 1919 года Кравченко разбудил Костю.
— Вставай, сынок, надо урок повторить!
Костя с трудом открыл глаза.
— Какой урок? Мы же на каникулах!
— Урок важный! Вставай!
После чая отец увел Костю в комнату.
— Не забыл, как на Новый год Христа славят? Повтори-ка, да по всем правилам. Иди оденься! Сейчас репетицию сделаем!
Через несколько минут Костя вошел из кухни в комнату, как в чужую квартиру, рывком сдернул с головы шапку.
— Можно с Новым годом поздравить?
— Поздравляй! А ты чей будешь?
— Сын кондуктора Кравченко! Из Заречья!
— Гм… Ну, давай!
Захватив в кармане пальто горсть овса, Костя начал размахивать рукой, рассыпая перед собой на полу зерна.
Костя поклонился.
— Здравствуйте, хозяин с хозяюшкой! Поздравляю вас с Новым годом…
— Гм… Хорошо поешь, молодец! Вот тебе полтинник!
Кравченко подошел к сыну.
— Все правильно!
— Папа, мы опять пойдем по домам Христа славить?
— Пойдешь ты один, сынок, и в одну квартиру. Знаешь дом жандармского ротмистра Глобы в Теребиловке?
— Знаю!
— Иди поздравь его с Новым годом, овса побольше разбросай, поклонись низко, чтобы все честь честью было. И запомни, сынок, где во дворе собачья конура стоит, откуда и куда протянута проволока, по которой собака на цепи бегает, где входят в дом — с террасы или через сени… От ротмистра сразу беги домой, расскажешь мне, а потом на речку, вы же, кажется, хотели сегодня катушку-круговушку устраивать?..
Отец и сын вместе вышли на кухню. Входная дверь распахнулась, в клубах пара появился Витька Чураков. В больших Васюркиных валенках, в длинном, до пола, потрепанном пальтишке и в сползающей на глаза шапке, он походил на некрасовского мужичка с ноготок. Витька сдвинул на лоб шапку, шмыгнул носом и бойко проговорил:
— Можно поздравить?
— Давай, давай! — подбодрил Кравченко мальчугана.
Витька замахал рукой.
— Сею, вею, подсеваю…
— А где же у тебя овес? — спросил Кравченко, наклонясь к Витьке.
Чураков-младший смутился, заморгал.
— У нас денег на овес нету…
Кравченко снял с Витьки шапку и пальто.
— Проходи к столу чай пить!
Витька пошел, поддерживая одной рукой свои вечно спадающие штанишки.
Костя отправился в Теребиловку славить Христа…