Домой Мокин торопился по Набережной. На лестнице ему встретилось несколько подростков, шумно о чем-то разговаривающих. Впереди шествовал Васюрка. Он и остановил Мокина.
— Эту ватагу я к тебе в ячейку вел. Все хотят в комсомол… Вот Кузя Зыков, вот Пронька Хохряков, вот Ленька Индеец!..
— Не Индеец, а сын смазчика, Алексей Сергеевич Карасев! — поправил Ленька.
Парнишки присмирели, ожидая приговора.
— Сколько вам лет? — всех сразу спросил Мокин.
Боясь сказать, что нет полных пятнадцати, Ленька ответил:
— Почти пятнадцать!
— Да ну? — почему-то обрадовался Мокин.
К удивлению подростков, он извлек из кармана брошюру.
— Сочинения Ленина читаете, братва?
— Нет, в нашем классе еще не проходили! — чистосердечно признался Кузя.
Мокин дал всем посмотреть обложку брошюры.
— Что говорит нам вождь мирового пролетариата? Кому сейчас пятнадцать лет, тот будет жить при коммунизме… У вас возраст подходящий! Приходите в ячейку, будем все учиться!
Он по-военному откозырнул и загремел ботинками по ступенькам.
— Ур-ра! — крикнул Кузя.
— Погоди ты! — замахнулся на него Пронька. — Мокин говорит, что нам жить при коммунизме. Это, значит, как?
— В тыщу раз лучше, чем теперь! — авторитетно сказал Васюрка.
Прейс приехал на маневровом паровозе через час, когда уже совсем стемнело и на небе зажглись первые звезды. Тимофей Ефимович сказал чекисту, где укрылся кооператор, напомнил его приметы и заторопился к своему поезду…
Ночью в домик с палисадником кроме Прейса пошли машинист маневрового паровоза Храпчук и председатель сельревкома. Двери открыл мужчина маленького роста, с круглой, как арбуз, головой, покрытой редкими волосами. Перед собой он держал свечу, и Прейс сразу увидел золотой крестик, висевший на толстой шее. Хозяин засуетился, пнул самоварную трубу, схватил низенький табурет с обугленной посредине дощечкой, поставил его в узком проходе между большой русской печкой и стеной, сел и уперся руками в колени.
— Ищите, люди добрые, у нас чужих нет!
— А кто тебе сказал, что мы кого-то ищем? — Прейс поставил на лавку фонарь. — Мы пришли просить подводу.
Мужик перекрестился.
— Конь у меня заморенный… Да ить вчера только подводу ревком наряжал. Поимейте жалость!
— Ну, что же, — сказал Прейс, оглядывая давно небеленную кухню, — если подводы нет, то придется поискать кого-нибудь, раз сам хозяин просит!
— Ей-богу, никого нет! — Мужик опять перекрестился.
Храпчук с винтовкой остался у порога, а Прейс и председатель ревкома вошли в горницу. Передний угол был заставлен иконами, а подоконники цветами. На широкой деревянной кровати плакала хозяйка. В другой комнате беспечно спали на полу ребятишки.
Вернувшись на кухню, Прейс и председатель ревкома заглянули в подполье.
— Может, самоварчик поставить? — угодливо предложил хозяин.
— Куда ты его ставить будешь? — засмеялся вдруг Прейс. — Табуретку-то сам занял!
Чекист остановился перед хозяином.
— Плохое местечко ты себе тут облюбовал: темно, от дверей дует… Что там у тебя за печкой?
— Пропусти человека, недогадливый! — подсказал сбоку Храпчук.
Хозяин тяжело встал, прислонился спиной к печке. Прейс ногой выдвинул табурет из прохода, и шагнул вперед. Сразу за печкой в стене виднелась дверь. Хозяин, чтобы удержать дрожание рук, ухватился за крестик.
— Тут пристроечка у меня маленькая, столярничаю кое-когда… Хлам всякий свален…
Дверь в пристройку открылась без скрипа. Оттуда донесся сильный храп. Прейс подтолкнул хозяина вперед и поднял над ним фонарь… На верстаке кто-то спал. Свет фонаря ударил спящему в лицо, он мгновенно приподнялся и начал невпопад шарить рукой в стружках около себя. Прейс опередил его — смахнул кучу стружек на пол. Вместе с ним упал и маузер. Председатель ревкома поднял его. На верстаке сидел смуглый с большим черным чубом мужчина лет тридцати. «Забайкальский казачок», — определил про себя Прейс, а вслух сказал:
— Эх ты, засоня!
— Отощал я, уморился, неделю по лесу ходил, — процедил сквозь зубы казак.
— С кооператором встречался? Где он?
— У него своя дорога, я не знаю…
Хозяин неожиданно стал разговорчивым и показал, что приехавший со станции человек пробыл здесь не больше получаса, интересовался дорогой на прииск…
Чубатого казака увели на паровоз.
Глава шестнадцатая
Шагай вперед, комсомолия!
Тимофей Ефимович приехал ночью. Сдал поезд другому кондуктору, хотел идти домой отдыхать, но что-то вспомнил, от станции свернул на каменистую дорогу и, освещая ее фонарем, тяжелой походкой зашагал в поселок Гора. Жена часто жаловалась на Костю. «Поздно является из этой самой ячейки. Хоть бы ты, отец, когда-нибудь заглянул туда, может, где зря шляется…»