Чтобы решить вопрос с займом, следовало собрать уполномоченных. Пусть выскажутся. Но Валериан и его товарищи понимали: пускать дело на самотек нельзя. Слонимцева следует забить аргументами, склонить на свою сторону рабочих, увлечь за собой. Пусть выступают большевики.
Когда уполномоченные сошлись, Куйбышев сделал вид, будто хочет беспристрастно выслушать каждого.
— Решайте, господа уполномоченные! Поможем царю-батюшке и отощавшему Сухомлинову?
Рабочие рассмеялись. Военный министр Сухомлинов, непомерно дородный, лысый старик с воинственно закрученными усами, слыл великим казнокрадом: больше всего он пекся не о победах армии, а о процветании и благополучии Екатерины Викторовны, которую умыкнул у молодого мужа — богатого помещика. Разразился большой скандал. О скандале знали все: не только в России, но и во Франции, и в Германии. Сухомлинова вслух называли Азором — по имени любимого пса Екатерины Викторовны.
Как бы то ни было, но Куйбышев сразу задал тон собранию уполномоченных.
— Но при чем здесь Сухомлинов?! — истерично закричал Слонимцев. — Речь идет о помощи родине, на которую вероломно напали немцы.
— А откуда вы знаете, что эти наши трудовые денежки, политые потом, не пойдут на наряды жене Сухомлинова? — спросил рабочий Ребров. — Не лучше ли увеличить сумму пособий больным рабочим и их семьям, чем покупать облигации?
— В то время как родина обливается кровью... — начал было Слонимцев, но другой рабочий перебил его:
— В то время как родина обливается кровью, военный министр обворовывает казну. И не он один.
— Все это ложь! — запальчиво ответил Слонимцев.
Валериан укоризненно покачал головой:
— Зря горячитесь, Сапожков-Соловьев. Сухомлинов в самом деле вор: его сняли с поста военного министра и, возможно, предадут суду.
Слонимцев не поверил.
— Вы отвечаете за свои слова! — пригрозил он.
— Отвечаю, отвечаю. Только что звонили по телефону.
Уполномоченные-назначенцы находились в полнейшей растерянности.
— Кто против займа — поднимите руки! — сказал Куйбышев.
Подписка провалилась. С треском.
— Все это подстроено вами, — сказал Слонимцев, поймав Валериана в коридоре. — Вы были и остались большевиком. Я знаю.
— Что подстроено мною? Снятие Сухомлинова с поста военного министра?
Слонимцев не нашелся, что ответить.
Весть о том, что на «Треугольнике» отказались подписываться на военный заем, каким-то чудом сразу же распространилась по всем фабрикам и заводам. Началась кампания: «Ни гроша на войну!»
Странная война. На фронте не хватает снарядов, винтовок... и сапог. Никки бранится: «Все мерзавцы кругом! Сапог нет, ружей нет, наступать надо, а наступать нельзя». И не за казнокрадство сняли Сухомлинова, а за то, что обозвал Распутина скотиной. Скотина забодала казнокрада. Царь отправил Сухомлинову трогательное послание: «Благодарю вас сердечно за вашу работу и те силы, которые вы положили на пользу и устройство русской армии».
А потом Сухомлинова упрятали в Петропавловскую крепость. Фарс.
В томах иллюстрированной хроники, посвященных войне, печатаются крупным планом портреты кайзера: Вильгельм II, император Германии; шесть сыновей императора Вильгельма — Оскар, Август-Вильгельм, Адальберт, кронпринц Вильгельм, Эйтель-Фридрих и Иоахим; император Вильгельм на охоте — этакий добродушный усач в шляпе и охотничьей куртке. Тут же рядом портреты военного и морского министров Германии, начальника штаба фон Мольтке, фельдмаршала Гинденбурга. А на обороте — речь председателя Государственной думы Родзянко: «Дерзайте, Государь! Русский народ с Вами и, твердо уповая на милость Божию, не остановится ни перед какими жертвами, пока враг не будет сломлен... Государю Императору «Ура!»
— Мразь! — говорит Валериан вслух. — На милость боженьки уповает.
— Кто? — допытывается Паня.
— Тот самый, что помогал жандармам выкручивать руки нашим депутатам. А знаешь, меня тянет в окопы.
Она удивленно взглянула на него:
— Крестик получить хочешь?
— Среди солдат агитацию вести нужно. Это люди смертью и кровью разагитированные, у них винтовки в руках. А винтовки можно повернуть штыками на царя и на Родзянко.
— Разве в столице работы мало?
Он рассеянно улыбнулся:
— Хватает. Но очень уж злость меня берет. Мне ведь, когда приехал сюда, казалось: революция вот-вот грянет. Знаешь, что я надумал: объединить всех, кто против войны, и чтобы тон задавали мы, ленинцы. Мы должны уметь руководить не только пролетарской, но и широкой непролетарской массой. Мы обязаны влиять на них, использовать всякий протест. Даже революционеров-шовинистов от случая к случаю нужно использовать. Вот что я задумал. Соглашение для борьбы.
— Я всегда с тобой.
Это была целая программа.
...И снова белые ночи просвечивали Питер насквозь, и казалось, конца им не будет.
Белые ночи... Когда он приехал в Питер, тоже начинались белые ночи. Прошло немногим более года, а кажется, будто пронеслась целая жизнь. Валериан утвердился здесь, почувствовал почву под ногами, стал частицей мощного революционного потока, остановить который царское правительство уже не в силах.
А сколько случилось всего за этот удивительный год!