С открытым забралом

Все оказалось намного суровей. Борьба за новую жизнь пока не завершилась. Кончалась гражданская война, но классовая борьба продолжается. В «Деревенской коммуне» попались на глаза бесхитростные стишки:

Нет друга у бедняка
Надежней большевика.
Но и мужик с достатком,
Ежели он примирился с новым порядком:
С хлебом не мародерствует,
Советам не противоборствует,
За попом не идет
И кровь из бедняков не пьет, —
И на такого мужика
Сыщется ласка у большевика.

Как жаль, что «мужик с достатком» не любит расставаться с хлебом. Куйбышев вспомнил, как осенью восемнадцатого, когда руководил политотделом 1‑й армии, организовал в Пензенской губернии почти двести комбедов. Кулаки ответили восстанием в пяти волостях. Семерых комбедовцев из Одоевского уездного Совета избили, порезали, а двоих живыми зарыли в землю. За один год кулаки уничтожили более двадцати тысяч членов комбедов. Борьба не окончена. Но, наверное, и звезды и атомы нельзя забывать. Если правительство отпускает деньги на атомные дела... Если ими занимаются академики...

Деньги... Средний заработок рабочего — несколько тысяч рублей. Только купить на эти тысячи ничего нельзя. Часть заработной платы выдают натурой: продпайком, посудой, трикотажем, глюкозой, обувью. Сфера действия денег сведена почти к нулю. Отменена плата за пользование квартирой, газом, электричеством, общественными банями, почтой, телеграфом. Лекарства отпускают бесплатно. Даже проезд по железной дороге бесплатный.

Странное время. Карманные часы купить невозможно, они распределяются по списку, без оплаты. «Вольный рынок» запрещен, но он пышно процветает. Спекулянты-мешочники вездесущи. На «вольном рынке» тоже безденежный расчет, меновая торговля. Можно подумать, будто деньги отмирают, и это порождает иллюзии. «Левые» коммунисты напечатали в «Правде» статью, пророчествуют: «Еще на страницах Библии не раз поминается знаменитый златой телец, по сию пору воспеваемый Шаляпиным в опере. И вот тысячелетние устои товарного строя рушатся как карточные домики после первых же лет организационных усилий победившего пролетариата. Наши дети, выросши, будут знакомы с деньгами уже только по воспоминаниям, а наши внуки узнают о них только по цветным картинкам в учебниках истории». Через обесценение рубля эти утописты надеются «экономически разоружить классовых врагов пролетариата». Очень революционно! Архиреволюционно. И нелепо.

Ильич терпеливо разъясняет:

— Нужно очень много технических и, что гораздо труднее и гораздо важнее, организационных завоеваний, чтобы уничтожить деньги... Чтобы их уничтожить, нужно наладить организацию распределения продуктов для сотен миллионов людей, — дело долгих лет.

Покупательная способность рубля продолжает катастрофически падать. Каждый день. Проехать на извозчике — пять тысяч рублей. Починить ботинки — тридцать тысяч рублей.

Фантастическое время.

Но самое страшное не голод, не разруха: изменился сам рабочий класс. На фабрики и заводы во время гражданской войны шли те, кто хотел спрятаться от мобилизации. Произошло разжижение рабочего класса мелкобуржуазным элементом. Претерпела изменения и сама партия: сюда сумели пробраться карьеристы, обыватели, представители разложившихся партий, замаскированные враги. Рабочие в ней составляют меньше половины.

Все это сразу же остро почувствовал Валериан Владимирович, очутившись в Москве.

Первым, кого он встретил на Воздвиженке, где помещался Центральный Комитет партии, был Бубнов. Оба обрадовались встрече, обнялись. Андрей Сергеевич, окинув Куйбышева взглядом с ног до головы, сказал с завистью:

— Кишмиш тебе на пользу: стал еще шире в плечах. А я все усыхаю, словно казанлыкская роза под дыханием самума.

Он в самом деле как-то осунулся, был бледен. Пенсне на черной ленточке, которое когда-то придавало ему интеллигентный вид, больше не носил. Что-то беспокойное тлело в болезненно сощуренных глазах. Куйбышеву припомнилось, как они брели в туруханскую ссылку, прикованные друг к другу кандалами. Тогда стояли такие же лютые морозы, как сейчас. И так же мела поземка. Этапы, станки, жандармы. И все это было не так уж давно: каких-нибудь четыре года назад. Совсем немного. Но их сердца тогда были полны оптимизма, веры в конечную победу.

— А у тебя вид кисленький почему? — сказал Куйбышев. — Гражданской войне амба! Всех расколошматили.

Бубнов подпер пальцем щеку.

— Радоваться-то рано. Мы накануне полного краха! Если все будет продолжаться в таком же роде — лопнем как мыльный пузырь.