Читаем С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали полностью

Двор нашей пятиэтажки украшал большой котлован, наполненный до краев рыжей от глины водой. Кто там только не обитал: головастики, лягушки, комары, всякая пузатая детвора, норовящая, пока взрослые отвлеклись, вдоволь побарахтаться в грязи. Потом, конечно, влетит от родителей, нуда ладно, можно подумать. Напугали черта угольками.

К котловану приходили гуси – стаями, вразвалочку, как бы нехотя, плавали молча, истово, от берега к берегу, вылезали из воды, исполненные достоинства. Теряли важность, лишь когда дорогу переходили, – гоготали, вытянув шеи, мелко переступали кривыми лапами и хлопотали крыльями, задыхаясь – га-га-га.

По воскресеньям в котловане обитал штатный алкоголик нашего дома Арамаисыч. Зальет зенки по самые брови, лежит в ржавой воде, декламирует стихи, отмахиваясь от комаров листом лопуха. Детвора облепит котлован по краю, лезть туда робеет, но уважительно таращится.

– Арамаисичем бил, есть и буду! – прерывая декламацию, периодически возвещал Арамаисыч. («Бил» – в смысле «был». Армянам сложно произносить «ы», а пьяному армянину – тем паче.)

Арамаисыч предпочитал, нализавшись до положения риз, изъясняться исключительно на русском. И исключительно в рифму.

– Уй?! – удивлялся он, когда на грудь ему прыгала лягушка. – Лигушка – битий крушка.

Детвора внимала с благоговением – приобщалась к культуре.

Скоро приходили гуси. Плавали, брезгливо огибая непрошеного гостя дугой. Арамаисыч какое-то время наблюдал за ними.

– У птици гуси – белий труси! – наконец выдавал он.

Гуси тотчас уходили, оскорбленно поджав клювы.

– Арарат! – звала жена.

Арамаисыч делал вид, что не слышит, только Чаренца [77] под нос бубнил: «Поднимите глаза! Я иду, я иду! Из угрюмого чрева веков…»

– Арарат! – взывала к его совести жена.

– Арамаисичем бил, есть и буду!

– Иди домой, хватит в грязи валяться!

– Кому грияз, а кому алмаз! – парировал Арамаисыч.

Жена уныло стояла на балконе, свесив вдоль боков прозрачные руки. Вздыхала, уходила в дом. Задергивала штору. Арамаисыч оставался лежать в котловане.

– Это на работе я Арарат. А в свой законный вихатной я кто? – спрашивал он.

– Арамаисыч! – хором отвечала детвора.

– Вы запомнили, а она, – кивок в сторону наглухо зашторенной балконной двери, – не может запомнить. Сорок лет вместе живем, а толку? Ни понимания, ни уважения.

Он поворачивался на бок, подкладывал под голову согнутый локоть. Прикрывал лицо лопухом.

Дети расходились, чтоб не мешать. Арамаисыч проспит до того времени, когда во двор выйдут мужики, выведут его из котлована и проводят домой.

Завтра понедельник, он снова будет Араратом, обычным слесарем. А сегодня он Арамаисыч, поэт и чтец, царь и бог котлована, повелитель головастиков и лягушек. Большой человек.

<p>Люди нашего двора</p><p>На макушке Хали-кара</p>

На макушке Хали-кара столько воздуха, что его можно раздвигать руками. Столько неба, что не объять. Столько ветра, что ты сам – часть его дыхания. Столько истины, что заповеди кажутся бессмысленным набором слов.

На макушке Хали-кара время тянется не так, как в долине. Здесь каждый день похож на другой, каждая ночь – повторение предыдущей. И последующей. Здесь всё просто и не требует разъяснений: роса пахнет водой, солнце освещает мир, тень отдает сыростью, полуденный стрекот цикад навевает сон – не-долгий, но каменно-беспробудный. Очнулся – и не разберешь, сколько проспал: час или век.

– Асатур, ай Асатур! – зовет старенькая бабушка Саломэ.

У Асатура вишневые глаза, торчащие круглые ушки, кудрявая макушка. За пазухой – горсть алычи, в кармане – головастики. На чердаке у него тайник: несколько ржавых гаек, ключ, который не подходит ни к одному замку, складной нож, моток лески, самодельная блесна, немного карбида – на все случаи жизни. Ну и стащенная у старшей сестры резинка для волос – надо будет еще придумать, на что ее пустить.

– Асатур, ай Асатур! – надрывается старенькая бабушка Саломэ. – Ты куда подевался?

Асатур прячется в сарае. Бабушка высматривает его, приложив ладонь козырьком ко лбу. Сарай тщательно обходит взглядом. Она немного похожа на пирата: концы косынки стянуты узлом на затылке, подол длинного платья колышет ветер, край фартука заправлен за пояс. Собралась за женгялом – разнотравьем. На ужин будет женгялов хац – лепешки с зеленью.

Не дозвавшись, она уходит. Асатур выбирается из своего укрытия, подкрадывается к частоколу, поднявшись на цыпочки, наблюдает, как бабушка ковыляет по пыльной деревенской дороге. Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять… С силой толкнув калитку, он кричит: татииии, татиии, подожди меня!

Бабушка оборачивается, улыбается, терпеливо ждет, когда внук подбежит к ней. Заключает его в объятия.

– До скольких сегодня досчитал?

– До девяти.

Она цокает восхищенно языком.

– Смотри, как долго продержался.

– Ага.

Теперь они идут вместе, Асатур пинает камушки, бабушка крепится-крепится – и все же делает замечание – ботинки испортишь! Асатур спохватывается, но потом снова берётся за старое.

Перейти на страницу:

Все книги серии Абгарян, Наринэ. Сборники

С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали
С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали

Эта книга представляет собой первый сборник прозы Наринэ Абгарян: романы «С неба упали три яблока» (удостоен премии «Ясная Поляна» за 2016 год), «Люди, которые всегда со мной», повести и рассказы. О чем бы ни писала Наринэ Абгарян, о безыскусном быте жителей маленькой горной деревни, об ужасах войны или о детстве – все ее произведения говорят о красоте жизни. И о том, что в любой ситуации нужно оставаться человеком.«На макушке Хали-кара нет места боли. Всё твое – в тебе, всё твое – с тобой. Каменные пороги, заросший травой купол часовни, утренние туманы – низвергающиеся с вершин холмов, словно молочные реки, – вперед, вперед, туда, где можно, подойдя вплотную, заглянуть в окна жилищ.Портрет бабушки в почерневшей деревянной рамке, дом детства, могилы предков на старом кладбище, рыжая деревенская дорога, берущая начало в твоем сердце. На ней следы тех, кто ушел. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Раз, два, три, четыре, пять… Не отъять, не отдать. Все твои – в тебе, все твои – навсегда с тобой».

Наринэ Юриковна Абгарян

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги