С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали

Но там, за благостной тишиной, за степенно облетающими кленами, за лужами, отражающими небеса, гонит вперед себя холодные ветра ноябрь – смурое дитя осени, поскребыш и нелюбимей, вестник неминуемых перемен, посланник холодного декабря. Там, за роскошью октября, – безмолвные колючие снега.

У времени ход только вперед, но в самом деле это не так, ход у времени всегда к началу начал, туда, где, окуклившись, бытие обращается в небытие, как в той странной игре, где детвора, разбившись на два лагеря, вызывает кого-то, кто должен разбить круг.

– Имя, имя, имя его назовите! – кричат одни.

– Имя ему, имя ему, имя ему Петрос!

И Петрос, тщедушный глазастый мальчик, отделившись от своей стаи, придирчиво разглядывает монолит противника, выискивая слабую брешь, найдя ее, набирает побольше воздуха в легкие и срывается в бег. Теперь главное – не стушеваться, не притормозить, а со всей силы, со всего разбега вклиниться в толпу, которая норовит тебя остановить. Прорвался, пробежал насквозь, уворачивась от страшных, загребущих рук, – вернулся к своим. Нет – остался с теми, кого не смог победить.

[81]

Осень похожа на прочитанную, но успевшую позабыться книгу – каждая страница о том, что знаешь и о чем смутно помнишь, каждая страница – возвращение туда, где уже побывал.

Маленьким мальчиком Петросом, маленькой девочкой Оксаной, маленьким мальчиком Денисом, маленькой девочкой Татьяной. Осень – время тех, кто сдался. Кто трижды отрекся до крика петуха. Кто не поверил, стушевался, притормозил. Осень – время тех, кто не победил.

О любви

Там, откуда ты родом, небо ниже гор, а в тени домов дремлет время. В окне кусочек ночного неба, в черной воде дождевой бочки плавает круглая луна. Подует ветер, пойдет вода рябью, разобьет луну на мелкие осколки – ни склеить потом, ни собрать.

Ночной свет рисует на половице блеклый квадрат, наступать нельзя – обидишь завтрашний день. Так говорит нани Тамар.

– И что тогда будет?

– Утро не наступит!

Ишь, думаешь ты. Не то чтобы веришь, но обходишь квадрат стороной, ну мало ли, вдруг случайно наступил, и крокодил солнце в небе проглотил.

В сказках, что рассказывает нани, чудеса вершат пахари, а тысячекрылая птица раз в сто лет отворяет врата мира мертвых, чтобы они могли вспомнить свое прошлое. Прошлое ведь не только живым нужно, говорит нани. Прошлое – путь к своей душе.

Там, откуда ты родом, по краям горизонта стоят восемь медных кувшинов, в каждом заперт ветер. Проснется Бог с утра, откупорит один кувшин, положит его на бок и уйдет по своим делам. А вечером, вернувшись, загонит ветер обратно в кувшин. Там, откуда ты родом, Бог – пастух ветров.

– С неба упали три яблока: одно тому, кто видел, другое тому, кто рассказал, а третье тому… – Нани выжидательно смотрит на тебя.

– …кто слушал, – подхватываешь ты.

– То есть кому?

– Кому?

– А ты подумай.

– Мне?!

– Тебе!

Там, откуда ты родом, время все еще определяют по старинке.

Рассвет – солнце проснулось, восход – солнце привстало.

Полдень – солнце повернулось. Сумерки – время первой звезды, ночь – царствие луны.

В час сумерек, если встать к закату лицом, можно поймать первую звезду в последнем солнечном луче. Тем, кому это удалось, выпадет сто лет счастья.

– Мек-еркус-ерек-чорс-инг[82],– скачет по ступенькам худенькая девочка. Мир у нее крохотный, в три ладошки – пять объятий: дом – веранда – лестница – двор – калитка.

Куда бы она потом ни уезжала, кого бы ни встречала, душа ее останется в этом замкнутом круге.

– Мек-еркус-ерек-чорс-инг! – отсчитывает девочка.

У каждого свой путь к душе. У нее он такой. Дом – веранда – лестница – двор-калитка. Любить не перелюбить.

Если бы

Будь у меня дочь, я бы научила ее всему, что знаю сама. Например – узору английской резинки: лицевая петля, накид, следующую петлю снять. Мы бы на пару с ней вязали теплые шарфы, а наши мужчины теряли бы их с завидным постоянством.

А еще она бы мне подсказывала, что приготовить завтра на обед. Толку от мужчин никакого, на вопрос «что вам сварить?» они отвечают своим коронным «что хочешь, то и вари, мы все съедим». Им не понять, что сложней готовки может быть только выбор блюда.

Будь у меня дочь, я бы научила ее всяким кулинарным хитростям. Например – как, не прилагая особых усилий, приготовить вкуснейший салат зимой. Для этого нужно в сезон баклажанов запечь их в духовке, почистить и убрать в морозилку. Мясистые помидоры взбить в блендере, распределить по пищевым пакетикам и тоже заморозить. В декабре разморозить, залить баклажаны помидорами, нарезать туда репчатого лука и свежей зелени – и праздновать лето посреди зимы.

Я бы рассказала ей, как приготовить закуску из гипомаратрума. И совсем неважно, будет он водиться в краях, где она живет, или нет. Но если когда-нибудь моей дочери перепадет пучок этой травы, она точно будет знать, что с ней нужно делать: промыть, припустить в подсоленном кипятке, залить холодной водой и оставить на 15 минут – чтоб перебить горечь. Переложить на блюдо, посыпать кинзой или петрушкой. Взбить уксус с чесноком и солью, но подать соус отдельно. И есть.