С мечтой о Риме

Parva metu primo, mox sese attollit in auras
ingrediturque solo et caput inter nubila condit.

Жмется робко сперва, но потом вырастает до неба,
Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах[29].

Он говорил о недавнем изобретении, названном подоходным налогом, который, как пророчествовал Брум с Вергилиевой точностью, будет расти все больше. Ха-ха-ха.

Если такое общее понимание поэта все еще было живо сто лет назад, подумайте о размахе его влияния на Римскую империю. Вергилий и другие поэты Августа были сеятелями латинского языка, но ими распространялась не только их главная тема, гордость за Рим. Они упрочивали саму языковую среду, латынь, с ее приятной и незабываемой слаженностью, будто у идеально подогнанных каменных блоков. Подумайте, как работает латынь с ее безжалостными законами флексии и согласования, как она неизбежно становилась средством культурной интеграции и ассимилировала процессы мышления народов Европы. Для превращения людей в римлян было важно не только то, что говорил Вергилий, но и то, как он это делал.

Я вспоминаю свое обучение в Европейской школе в Брюсселе и полное отсутствие общей программы как по истории, так и по литературе.

Как ни взглянуть, Ватерлоо всегда будет означать разное для британца и для француза.

А по всему римскому миру слово «Акций» определяло одно и то же. У него было единственное, ясное, неизменное политическое значение, и в том было достижение Вергилия и других поэтов Августа, но прежде всего самого Августа.

Что же можем сделать в современной Европе мы, лишенные гения пропаганды, сравнимого с Августом, и давно утратившие единое политическое сознание?

У меня есть предложение для еврократов. Если вы хотите воссоздать общеевропейскую культуру, необходимо вернуться к ее корням, и я советую скромно начать с одной из книг «Энеиды», книги, которую все школьники в Европейском союзе должны прочитать до шестнадцатилетия, чтобы у них было что-то совместное – и вдобавок прекрасное, – но также и то, что соединяет их с тем веком, когда континент был сплочен.

Блаженный Августин писал, что он сильнее оплакивал смерть Дидоны, чем разлуку со своим Спасителем. Так как насчет книги IV, лучшей книги лучшей поэмы лучшего поэта?

В некотором смысле Август опирался на достижения неисчислимого множества римских империалистов, завоевавших и романизировавших огромные территории в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке. Однако он добавил дополнительное измерение: империя не только была священной, но и в центре ее находилась фигура нового полубога. Пришло время рассмотреть развитие римской императорской теологии и поразительно параллельное развитие теологии христианской. Я надеюсь показать, что последняя была реакцией на культ императора и римские ценности, а также их отторжением.

Книга Вергилия, которую Томас Джефферсон читал в детстве (Книга Вергилия воспроизводится с любезного согласия Monticello/Thomas Jefferson Foundation, Inc.)

IV Август Цезарь и Иисус Христос

Жертвенная процессия, рельефный фриз на фасаде алтаря. Каррарский мрамор. Римский скульптор, 13–9 годы до н. э. Ara Pacis (алтарь мира), Рим, Италия, Index/Bridgeman Art Library

Фрагмент Ara Pacis, алтаря мира, воздвигнутого в 9 году до н. э. в ознаменование достижений Августа в испанской и галльской кампаниях. Мы видим высеченных в каррарском мраморе Августа и других членов императорской семьи, одетых для церемонии жертвоприношения: женщины скромно прикрыли головы, а мужчины надели венки. Вся группа являет совершенную картину благочестия. Несчастье императорской системы заключалось в том, что ни семья Августа, ни его потомки не были такими же мудрыми, скромными и сдержанными, как первый и величайший император Рима

Давайте начнем с совпадений. Впрочем, эти совпадения не случайны. Так не может быть.

Рассмотрим сверхъестественную схожесть языка, используемого для описания пришествия Иисуса Христа и для восхождения к власти Августа.

За сорок лет до рождения Иисуса, когда Август уже был консулом, Вергилий написал стихотворение, которое заслужило ему статус своего рода языческого святого.

Это четвертая, или так называемая мессианская, эклога, и ранние христиане, читая ее, не верили своим глазам. Величайший римский поэт, очевидно, предсказывал приход Спасителя, используя язык, необычайно близкий к библейскому.

Грядет золотой век, говорит Вергилий в «мессианской» эклоге. Творцом этого века будет удивительный мальчик. Он освободит человечество от греха, успокоит мир и будет править им. Жизнь станет райской: