С.М.У.Т.А.

Вадим медленно встал, монашка кивнула и, сочтя свою миссию выполненной, ушла. Вадим подошёл к кадке и, набрав плошкой воду, не спеша выпил её, потом стал медленно одеваться. Чувствовал он себя довольно погано. А Акима словно бы прорвало: злоба, страх, зависть — все чувства к непонятному отроку смешались в нём.

Он ещё не знал, что вчера испытал Вадим и, видимо, даже не догадывался. Аким понял только то, что кузнец перебил всех мертвяков, оба послушника погибли, а отрок и Анисим чудом выжили. Поэтому и злобствовал.

Вадим ростом был чуть выше Акима, но имел более хлипкое телосложение, да и по годам намного младше. Выходя из кельи, он не мог обойти Акима, не отодвинув его. А тот злорадно улыбался, щеря рот без нескольких зубов.

— Веди к настоятелю, Аким.

— Ишь, какой, я тебе холоп шо ли, сам и иди.

— Так ты же послан им за мной.

— Ну и что, а ты попробуй, выйди.

Аким явно напрашивался на драку, надеясь поколотить наглого подростка. Вадим поискал взглядом кистень, но его нигде не было, а выход из кельи загораживал Аким, позади которого и находилась дверь. И что делать? Ярость внезапно ударила Вадиму в голову.

Он вчера умирал, спасал и снова умирал, а какой-то смерд стоит сейчас перед ним, ведёт себя как животное, и при этом ещё и изгаляется. И, не найдя лучшего решения, Вадим резко ударил Акима коленом в живот.

Тот согнулся от боли и, отклячив зад, отворил им дверь, вывалившись при этом наружу. Вслед за ним вышел Вадим и стал молча бить Акима кулаком по голове. Кровь прилила к глазам, и от ярости он ничего не понимал, по-прежнему дубася неразумного мужика до боли в кулаках.

— Тварь, ненавижу! Я там…, а ты тут ни хера не делал…, ещё и упрекаешь…, тварь, скот…

Сплошные междометия и откровенные ругательства, которым не место на страницах книги, сплошным потоком лились из него. Аким был сильнее Вадима, но чувство правоты, ярость и пережитый совсем недавно страх и вина за невольное убийство, удесятерили его силы.

Он поднялся над собой, а здесь какой-то сморчок, что не видит дальше собственного носа, молотит языком почём зря, да ещё и ударил по больному. Вадима откровенно трясло, он все ладони уже отбил о крепкий череп дрянного мужичка, а тот даже и не пытался сопротивляться.

— Э! Что тут творится?! А ну-ка, охолонь! Охолонь, я тебе говорю! — какой-то монах, проходивший мимо, заметил драку и подбежал разбираться.

Но Вадим уже пришёл в себя, он бросил бить мужика и отступил в сторону, с ненавистью глядя на Акима. Тот, почувствовав, что гроза миновала, открыл глаза и осмотрелся.

— О, Пафнутий! Ты видишь, шо творится? Убивают прямо с утра и это в божьем доме!

Чернец нахмурился.

— Ты, отрок, и в самом деле, что творишь? Это ты вчера ходил с Елизаром?

Вадим ничего не ответил, только нахмурился, не желая отвечать на риторический вопрос.

— А! Тогда понятно. А ты, Акимушка, что ему сказал? Небось, стал посмехаться над ним? Ты завсегда так делаешь над более слабыми, чем ты. Грех это, Аким, а отрок вчера троих мертвяков завалил, наравне с Елизаром, если бы не он, так и нам бы пришлось идти туда или ждать их уже здесь. Так что, думай, что говоришь, голова садовая.

Аким осёкся на полуслове.

— Тады ладно, а и работать пора ужо, — и, подхватившись, он взял топор, который лежал на том месте, где он прилёг отдохнуть, и быстро ушёл.

— Так, тебе что сказали, отрок?

— Зовут меня Вадим, а не отрок. А сказали идти к настоятелю.

— Угу, тогда иди со мной, отведу я тебя, — монах не стал обращать внимания на вызов Вадима.

Через пару минут они стояли перед домом, где располагалась келья настоятеля. Пафнутий вошёл в дом, оставив Вадима на улице. Ждать пришлось довольно долго. Видимо, монах всё подробно рассказывал настоятелю. Наконец, он вышел.

— Вадим, настоятель наложил на тебя епитимью, пойдём в церковь, помолиться нужно тебе.

Вадим долгим и тяжёлым взглядом, которого до этого за собой не замечал, посмотрел на монаха, но ничего не сказал. Много слов — мало дела. Сейчас он решил для себя, что из Пустыни надо уходить. Ему неинтересно было молиться по каждому поводу и принимать различные наказания только лишь из-за того, что кто-то подумал, что он не прав. Жизнь в России научила его, что прав тот, у кого больше прав, а не тот, кто прав. Сила, конечно, в правде, но, правда, она у каждого своя.

Он промолчал и последовал за Пафнутием, твёрдо решив для себя, что из Пустыни будет уходить. Но уходить нужно не сейчас, немного позже, а помолиться? Что же, пробормотать несколько десятков абзацев и постоять на коленях — это не трудно. Гораздо труднее будет выжить без еды, оружия и элементарных вещей, вроде обуви и одежды.

А с одеждой у него уже были проблемы, как бы ни была хороша его камуфляжная куртка, но после вчерашнего она тоже изрядно пострадала. А заденет монстр рукой капюшон, так и вовсе сорвёт его и задушит. То не следует так ходить. Ещё неделя-две, и одежду можно будет выбрасывать на тряпки.