Я выдыхаю, кладу тетрадь и присаживаюсь на край кровати. Пристально смотрю на пол. Не будь слишком строга к маме и папе, говорит он. Это очень сложно. Я понимаю, что они через многое прошли, но они, по крайней мере, есть друг у друга. Или
Ночи, когда мама с папой ссорились, всплывают в сознании с достаточной силой. Лукас выводил меня на улицу, когда нам было десять и двенадцать лет, чтобы укрыть меня от реальности нашей жизни. Мои родители не всегда ссорились. Когда мы были младше, они были счастливы. Мы были достаточно близки. Но когда стали постарше, казалось, что родители больше беспокоились насчет работы, чем друг о друге, и из-за этого между ними выстроилась стена. И между нами.
Они не были плохими родителями. Знаю, что они любили нас. Но мы не были «близки», как семьи, которые я знала. Слово «близки» для них означало то, что мы живем вместе в одном доме и немного разговариваем каждый день, но не поддерживаем хобби друг друга и все остальное. Думаю, это означало, что они совсем нас не
Был.
Я качаю головой. Не хочу думать об этом прямо сейчас. Вместо этого ложусь на кровать и смотрю на потолок.
Мой телефон звонит на прикроватном столике, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть, кто это.
Папа. Он не разговаривал со мной с тех пор, как я сюда приехала. Я уверена, что он был занят, но мог, по крайней мере, позвонить и узнать, как у меня дела. Или, думаю, я тоже могла ему позвонить. Отвечаю на телефон.
— Алло?
— Привет, тыковка. Как дела?
Я улыбаюсь при слове «тыковка». Он называет меня так с детства.
— Привет, пап. У меня все хорошо.
— Привыкаешь к дому Джо?
— Ага. Здесь мило. — У меня уходит минута, чтобы придумать верное слово. — Успокаивающе.
— Хорошо. Просто хотел узнать, как у тебя дела. Я разговаривал несколько раз с твоей мамой, но не с тобой.
— Спасибо. Мне было интересно, когда ты позвонишь.
Минутное молчание, но затем он продолжает:
— Сегодня Лукасу поставят надгробие.
Я не могу ничего сказать из-за внезапного кома в горле.
— Оно выглядит хорошо. На нем изображен баскетбольный мяч и машина. Он любил работать над своей машиной.
— Я знаю. Его дурацкая, паршивая машина. Не знаю, почему он так ее любил. — Губа трясется, и я стараюсь держать себя в руках. Прочищаю горло и моргаю, заставляя влагу убраться из глаз. — Я рада, что надгробие выглядит хорошо. Можешь прислать мне фото?
— Конечно. — Он молчит. — Я думаю о нем каждый день. Прихожу на его могилу после работы. На ней все еще много цветов. Выглядит мило.
Насколько мило может выглядеть могила?
— Спасибо, что приходишь к нему, папа. — Я шмыгаю носом. — Я скучаю по тебе. — Это правда. Даже несмотря на то, что у нас такое время, папа всегда рядом. Странно, что он не здесь, с нами.
— Я тоже по тебе скучаю.
— Ты приедешь? — У меня такое нехорошее предчувствие, что он не приедет в ближайшее время. Если вообще приедет. Но я должна спросить.
— Не уверен. Мы с твоей мамой…Я поговорю с ней. Я бы с удовольствием к вам приехал. Просто все зависит от работы.
Ну конечно.
— Ну, надеюсь, ты сможешь приехать до того, как закончится весна. Я могу научить тебя серфить.
— Правда?
— Нет. Но я, типа, вчера научилась стоять пять секунд. Было весело.
— Я бы хотел это увидеть.
Я улыбаюсь. Он мог бы увидеть, если бы перестал упрямиться и просто сел на самолет.
— Ну, поговорим позже. Мне нужно кое о чем позаботиться. Люблю тебя, тыковка. Звони мне в любое время, когда понадобится, хорошо?
— Хорошо.
Мы прощаемся, и я сбрасываю вызов.