Далее В. И. Вернадский сказал, что ГРИ раньше других начал заниматься «физикой ядра, которая вытекала из явлений радиоактивности» и которая «не может не являться одной из основных задач Радиевого института» [Там же]. Теперь, продолжал он, «когда мы, сознавая это, добились установки, которая раньше не существовала в нашей стране и Западной Европе, и в момент, когда мы собираемся приступить к работе с нею, нельзя это дело сломать, как предлагает как будто бы проф. Тамм» [Там же. C. 330—331]. Кстати говоря, Вернадский, возражая против «чрезвычайно грубых форм отнятия только что установленного, ещё не опробованного экспериментом прибора», заметил, что ГРИ, имеющий статус ведомственного всероссийского учреждения, заслуживает быть академическим институтом союзного значения [Там же. С. 332—333], что, по-видимому, укрепило бы его позиции. Напомним, что Радиевый институт стал институтом АН СССР только в феврале 1938 г. [11. С. 305—306].
В заключительном слове И. Е. Тамму пришлось оправдываться:
«…Я считаю соответствующую часть своего 17‑го тезиса неудачно сформулированной и неправильно передающей мою мысль. Я имел в виду не столько изъятие Лоуренсовской установки из Радиевого института от лиц, которые потратили столько энергии на создание этой важной установки, сколько хотел поставить вопрос о том, поскольку эта установка по своей возможности имеет всесоюзное значение, нужно найти такую организационную форму, при которой эта установка могла бы быть использована для наиболее важных работ по ядру, тех, которые проводятся в Советском Союзе нашими лучшими научными силами» [10. С. 346].
Конечно, п. 17 не мог бы быть включен Таммом в тезисы его доклада без ведома С. И. Вавилова. Ясно, что циклотрон ГРИ, как и циклотронные планы ЛФТИ, не могли не быть предметом беспокойства С. И. Вавилова и ядерной группы ФИАНа. И это выразилось несколько противоречивым образом в приведенной выше раздражённой реплике Вавилова об «ошибочности», «неоригинальности», «безрезультатности», дороговизне ускорительного направления в СССР, а с другой стороны, — в одном из пунктов доклада фиановца Тамма о том, что циклотрон ГРИ должен быть, по крайней мере, общим достоянием физиков-ядерщиков. Означает ли это, что в середине января 1936 г. Вавилов ещё не верил в перспективность циклотронного направления, а через месяца полтора-два резко изменил своё мнение? Напомним, что монтаж циклотрона ГРИ был завершен в начале 1936 г.; пуск его был осуществлен в феврале 1937 г. (сначала он ускорял протоны до 200 кэВ, а в июле 1937 г. протоны уже были ускорены до 3,2 МэВ). С весны 1937 г. к работе на этом циклотроне подключился физтеховец И. В. Курчатов, который по совместительству начал работать в ГРИ в качестве руководителя циклотронной лаборатории.
Попытка «фианизации» ядерной физики (октябрь-ноябрь 1938 г.)
Некоторые события 1937 г. и первой половины 1938 г. говорят о существенном усилении «ядерных амбиций» ФИАНа. Удар, нанесённый на мартовской сессии АН СССР в 1936 г. по А. Ф. Иоффе, по-видимому, привел к распаду Комиссии АН СССР по атомному ядру, которую он возглавлял и секретарем которой был Л. В. Мысовский (ГРИ). В мае 1937 г. на заседании группы физики АН СССР было решено провести в сентябре этого года II Всесоюзную конференцию по физике атомного ядра в одном из городов (в Москве, Ленинграде или Харькове), причём 5 из 8‑ми членов Оргкомитета оказались фиановцами (С. И. Вавилов — заместитель председателя, Добротин — секретарь, а также И. М. Франк и М. А. Дивильковский [12. С. 245]. Другими тремя членами были выдвинуты А. Ф. Иоффе, в качестве председателя, ещё один физтеховец Д. В. Скобельцын, который в этом же году уже совместительствовал в ФИАНе (а в 1939 г. переехал в Москву) и представитель УФТИ А. И. Лейпунский. Кстати физтеховец Д. В. Скобельцын, который в этом же году уже совместительствовал в ФИАНе (а в 1939 г. переехал в Москву) и представитель УФТИ А. И. Лейпунский. Кстати говоря, на этой конференции, состоявшейся в Москве в сентябре 1937 г., А. Ф. Иоффе в своей вступительной речи произнёс несколько покаянных фраз, как бы признавая критику в адрес ЛФТИ и его лично на мартовской сессии АН СССР [12. С. 246—250]. Он ещё сохранял авторитет, был председателем оргкомитета ядерной конференции, большинство которого составляли москвичи-фиановцы.