С двух берегов

Только теперь кровь у Буланова ушла куда-то вглубь, и стал он серым.

— Да вы что, товарищ майор?!.

— Нет тебе в армии товарищей! — закричал Шамов. — И не смей никого товарищем называть. Хватит врать! Признавайся, что она сопротивлялась, гнала тебя, а ты, пьяная шкура, придушил ее. Вот так будет точно. А то наплел: тряпка, харя… Будешь признаваться?

Буланов обреченно обвел нас глазами и глухо, но твердо сказал:

— Пальцем я ее не тронул.

Шамов открыл дверь в приемную, вызвал автоматчиков, приказал увести арестованного. Когда мы остались одни, долго никто не решался заговорить первым.

— Что будем делать дальше? — спросил наконец Шамов у Савельева. — По-моему, все ясно.

— Как вам сказать, — уклончиво ответил Савельев. — Следствие только началось. Прямых улик пока нет.

— А погона вам мало?

— Мало…

— А как ты думаешь? — спросил Шамов у меня.

— Не знаю, — признался я. — Возможно, что придумал… А вдруг правду говорит?

— Разрешите, товарищ майор, сказать свое мнение, — шагнул вперед все время молчавший Стефан.

Шамов иронически оглядел его, как будто только сейчас заметил его присутствие, и милостиво разрешил:

— Говори, полиция, говори. С тебя, кстати, больше, чем с кого другого, спросить нужно.

— Я так полагаю, — твердо сказал Стефан. — Сержант не убивал. Не мог такой человек убить.

— А кто убил? Дух святой?

— Не святой, а фашистский. Сержант не врет. Это провокация.

Шамов слушал Стефана с интересом, а последним словам даже как будто обрадовался. Он подошел к окну и стал думать вслух:

— Провокация… Сам же признался, что бабник… А к тому же еще и напился до помрачения…

— Напился он накануне, — напомнил я. — Возможно, что утром добавил. Но чтобы задушить…

— Давайте шевелить извилинами, — почему-то вдруг повеселел Шамов. — Предположим, не врет. Подослали гитлеровские агенты к нему бабу, поймали на крючок, одурманили. Сняли гимнастерку. Терезу эту в котором часу убили?

— Нашли ее в двенадцатом. Врач, который вскрыл, говорит, что умерла она часа за три до этого. Выходит, в девятом. И вышла она из дома в это же время.

— А если верить этому парню, — заключил Шамов, — все произошло в восьмом. Значит, тот, кто снял гимнастерку, побежал встречать эту Терезу, задушил ее, сунул ей в руку погон и сбежал. Так?

— Возможно, и так.

— Но Терезу-то встречал ее муж. Которого она из клиники, а фактически из плена вызволила, от которого у нее двое детей. Что же он, ради провокации будет родную жену убивать? В такую глупость и куры не поверят.

Мы опять задумались.

— А зачем Буланову нужно было с себя гимнастерку снимать? — спросил Стефан. — Сорванный погон он легко мог другим заменить. А без гимнастерки идти — сразу себя с головой выдать.

— А им она для какой нужды? — подбросил вопрос и я.

— Ну, им пригодиться может, — сказал Шамов. — Гимнастерка с медалями, документами — это вещь, на дороге не валяется… Я так думаю: Буланов, когда опомнился или когда его спугнул кто, побежал, потом увидел, что один погон у убитой остался, сразу понял, что это улика страшная. А если всю гимнастерку потерять по пьяной лавочке — простое чепе, можно отвертеться. Хитрый, бродяга.

— Куда он ее мог деть? — спросил Савельев.

— Закопал. А медали и документы припрятал. Нужно бы его вещички перетряхнуть.

— Убить мог и не муж, — заметил я, думая о другом.

— А он куда девался? — задал Шамов вопрос, который досаждал нам с первой минуты. — Он-то и должен был первый на ее труп наткнуться. Навстречу ведь шел. Он бы и тревогу поднял. Чего ему было бежать, если с твоего разрешения из клиники выписался?

На это никто ничего ответить не мог.

— Провокация, — словно сам с собой спорил Шамов. — Хорошо бы… А как докажешь? Никто из местного населения не поверит. Скажут, что своего злодея под защиту взяли. А мне нужно, чтобы они нам верили. Чтобы твердо знали: за каждое преступление против них мы караем без пощады. Понимаешь ты это, товарищ полиция? — повернулся он к Стефану.

— Так точно, товарищ майор. Виноват, что сразу по этому следу не пошел и много времени потерял, сам поверил, что какой-то сержант виноват. Разрешите мне идти, я весь Содлак переверну, а провокаторов найду.

— Не беги поперед батьки. — Шамов уже разговаривал с ним, как со своим. — Пока у нас реальная синица, а провокация — это еще журавль в небе.

— Во всяком случае, от этой версии отказываться нельзя, — сказал Савельев.

— Была бы провокация, они бы ее задолго готовили. А откуда они могли знать, что этот дурак окажется на шоссейке как раз в тот день и час, когда Тереза пойдет в клинику? А подошла бы пораньше попутная машина, и вся провокация накрылась бы. Отпадает!

— Но вы сами посудите, — отстаивал свою позицию Стефан, — кому от этого выгода, что убили немку? Зачем ее было убивать Буланову, когда кругом полно женщин, которым только мигни? А для провокации ничего лучшего не придумаешь.

— Товарищ майор, — сказал Савельев, уже собравший свои бумаги, — пока мы можем только гадать. Я предложил бы поехать на место, где Буланов, по его словам, встретился с немкой, и осмотреть. Пусть покажет бугор, кусты — станет виднее.