С двух берегов

— Нашли мы убийцу, — сказал Шамов. — Сейчас допросим и передадим в трибунал. Приговор объявим народу. Погон у тебя?

Я достал из ящика сержантский погон и протянул Шамову.

— Положи на стол и прикрой газетой. Прикажи, пусть приведут. И начальника полиции зови.

Автоматчиков, которые привели арестованного, Шамов отпустил. Пришел Доманович, официально представился Шамову и скромно отошел в сторону.

Я с омерзением смотрел на круглое, небритое лицо сержанта, притворявшегося недоуменно-встревоженным, будто он даже не подозревает, почему его схватили и привезли сюда под надежной охраной. Короткие, выцветшие волосы на голове стояли щеткой, воротник грязной гимнастерки не сходился на здоровенной шее. Серые пронырливые глаза так и шныряли по сторонам.

— Приступайте, — сказал Шамов следователю.

Савельев уточнил все, что положено. Биография получалась благополучная. Из колхозников, комсомолец, воевал с осени сорок второго года. Трижды ранен. Дважды награжден медалями «За отвагу». Командир отделения автоматчиков. Отвечал он на вопросы громко, четко, не задумываясь. Я верил, что он не врет, и неприязнь к нему становилась все острей. Честно провоевать всю войну и вдруг обернуться преступником!

— Расскажите, Буланов, как вы очутились в Содлаке и как провели вчерашний день.

— Ехали мы из этого… из батальона выздоравливающих. Группой ехали, восемь человек.

— Называйте точно места, откуда и куда ехали. И время.

— Ехали, значит, из Винкельштубе в Грю… Грюцлау, что ли… Я ихние названия путаю, товарищ капитан.

Я ожидал, что Савельев или Шамов запретят ему называть следователя «товарищем», но они пропустили это мимо ушей.

— Время! Когда выехали? Где и когда останавливались?

— В четырнадцать тридцать выехали. Это точно.

— Где и когда вы отстали от группы?

Буланов жарко покраснел, даже кожа на голове под стоячими волосами порозовела.

— Виноват, товарищ капитан. Признаюсь, поскольку виноват.

— В чем признаетесь?

— Отстал… Еще через бабу гимнастерку потерял…

Признание было неожиданным. Я думал, что он начнет врать, выкручиваться.

— Рассказывайте, — подтолкнул его Савельев. — Где, когда отстали?

— Неподалеку отсюда деревушка не деревушка, населенный пункт, как говорится. Прозвания не помню. Там мы на обед стали. Подзаправились плотно, машину залили. А шофер ночь перед тем не спавши, издаля вернулся. «Я, говорит, часок покемарю, а то за баранкой усну». Лег. Ну и мы кто куда. А за лесом, на отшибе, я двор приметил. Схожу, думаю, погляжу, как живут. Только сунулся во двор, а навстречу уже бегут мужики, бабы. Все со смехом, что-то по-своему толкуют. Понять не понял, но догадался, что принимают, как гостя. Взяли меня под руки, повели в дом. А там — праздник. Стол накрыт, шумно… Сами знаете, как нашего брата встречают, что сербы, что словаки… Усадили за стол и сразу кружку на пол-литра с гаком придвинули. «По какому случаю?» — спрашиваю. Оказалось, что у хозяйки младенец народился, первый после освобождения на всю округу. Вот на радостях и собрались… Поднесли мне мальчонку, на руки положили, весу в нем никакого, а держать страшно…

Буланов вспоминал с явным удовольствием и рассказывал так, будто не на допросе находился, а среди друзей — смотрел прямо, глаз не отводил, даже улыбался широко. Мы с Шамовым переглянулись, не знали, что думать: психический ли больной перед нами, или артист, каких не видывали.

— Что вы нам всякие байки рассказываете? — оборвал его Шамов. — Вместо того чтобы коротко и ясно доложить, почему отстали, куда гимнастерку дели, что с женщиной сделали?..

— Чего сделал? — насторожился Буланов.

— Сами знаете чего.

— Я про то, как отстал. А гимнастерка — это уже потом…

— Ладно, — махнул рукой Шамов. — Продолжайте. Только покороче.

— Как было не выпить? — спросил Буланов. — Обидел бы. Верно? — Он подождал поддержки, но мы молчали. — Думал, вино пью, а там вроде нашего самогона, крепко до ужаса. Только дух другой, травкой отдает. Выпил, и пошло все перед глазами кривой каруселью. Давно выпивать не доводилось, ослаб. Закусываю, а что ем, не разберу. Стали спрашивать имя, как зовусь. «Алексей», — говорю. Зашумели, как на базаре. Понял, что и мальца хотят Алешкой назвать, в мою память… По такому делу снова налили. Опрокинул я вторую, и что потом было — начисто не помню. Проснулся уже к вечеру. Голова совсем дурная. Только соображаю, что машина ушла и добираться нужно в одиночку. Но особо не встревожился, дорога тут прямая, на попутке добраться дело нехитрое. Уговаривали меня хозяева ночь переспать, но я им твердо: «Служба!» Отпустили. Бутылку вина в мешок сунули, еще шпику копченого брусок завернули и отпустили…

Может быть, лица, с какими мы его слушали, вызвали у Буланова мрачное предчувствие, но он вдруг сник и как-то робко спросил:

— Про то, как ночевал, нужно? Или прямо о гимнастерке?

— Рассказывайте по порядку, ничего не пропускайте, — ответил Савельев.