«С Богом, верой и штыком!»

Отца моего привезли прямо к Аракчееву и у него в доме задержали. Граф спросил письмо, отец мой сказал о своем честном слове лично доставить его; граф обещал спросить у государя и на другой день письменно сообщил, что государь поручил ему взять письмо для немедленного доставления. В получении письма он дал расписку (и она цела). С месяц отец мой оставался арестованным в доме Аракчеева; к нему никого не пускали; один А. С. Шишков приезжал, по приказанию государя, расспросить о подробностях пожара, вступления неприятеля и свидания с Наполеоном; он был первый очевидец, явившийся в Петербург. Наконец Аракчеев объявил моему отцу, что император велел его освободить, не ставя ему в вину, что он взял пропуск у неприятельского начальства, что извинялось крайностью, в которой он находился. Освобождая его, Аракчеев велел немедленно ехать из Петербурга, не видавшись ни с кем, кроме старшего брата, которому разрешено было проститься.

Б. Э. О'Меара Наполеон в изгнании

«Через два дня после нашего прибытия начался пожар. Сначала он не казался опасным, и мы думали, что он возник от солдатских огней, разведенных слишком близко к домам, почти сплошь деревянным. Это обстоятельство меня взволновало, и я (Наполеон. – Ред.) отдал командирам полков строжайшие приказы по этому поводу. На следующий день огонь увеличился, но еще не вызвал серьезной тревоги. Однако, боясь его приближения к нам, я выехал верхом и сам распоряжался его тушением. На следующее утро поднялся сильный ветер, и пожар распространился с огромной быстротой. Сотни бродяг, нанятых для этой цели, рассеялись по разным частям города и спрятанными под полами головешками поджигали дома, стоявшие на ветру, – это было легко, ввиду воспламеняемости построек. Это обстоятельство да еще сила ветра делали напрасными все старания потушить огонь. Трудно было даже выбраться из него живым. Чтобы увлечь других, я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне. Но все усилия были напрасны, так как оказалось, что большинство пожарных труб испорчено. Их было около тысячи, а мы нашли среди них, кажется, только одну пригодную. Кроме того, бродяги, нанятые Ростопчиным, бегали повсюду, распространяя огонь головешками, а сильный ветер еще помогал им. Этот ужасный пожар все разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Одно это не было предусмотрено: кто бы подумал, что народ может сжечь свою столицу?! Впрочем, жители делали все возможное, чтобы его потушить. Некоторые даже погибли при этом. Они приводили к нам многих поджигателей с головешками, потому что мы никогда бы не узнали их среди этой черни. Я велел расстрелять около двухсот поджигателей… Нескольких генералов огонь поднял с постелей, – продолжал он. – Я сам оставался в Кремле до тех пор, пока пламя не окружило меня. Огонь распространялся и скоро дошел до китайских и индийских магазинов, потом до складов масла и спирта, которые загорелись и захватили всё. Тогда я уехал в загородный дворец императора Александра, в расстоянии приблизительно около мили от Москвы, и вы, может быть, представите себе силу огня, если я вам скажу, что трудно было прикладывать руку к стенам или окнам со стороны Москвы – так эта часть была нагрета пожаром. Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! Это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виданное человечеством!!!»

Ф. П. Сегюр История Наполеона и великой армии в 1812 г

Наполеон, завладевший наконец дворцом царей, упорствовал, не желая уступать его даже огню, как вдруг раздался крик: «Пожар в Кремле!» Крик этот переходил из уст в уста и вывел нас из созерцательного оцепенения, в которое мы впали прежде. Император вышел, чтобы взвесить опасность. Огонь дважды охватывал строение, в котором находился император, и его дважды удавалось погасить; но башня над арсеналом все еще горела. В ней нашли солдата русской полиции. Когда его привели к Наполеону, император заставил расспросить его в своем присутствии. Этот русский и был поджигателем; он исполнил предписание, заметив сигнал, поданный начальством. Итак, все было обречено на разрушение, даже древний священный Кремль!

Император сделал презрительное и недовольное движение – и несчастного отвели в первый двор, где вышедшие из себя гренадеры пронзили его своими штыками.

Все это заставило Наполеона решиться. Он поспешно спустился по северной лестнице, известной по происшедшей когда-то там казни стрельцов, и приказал везти себя за город по Петербургской дороге в императорский Петровский дворец, находившийся на расстоянии одной мили от Москвы.