Рыцарь-разбойник

И тут же его кольнула неприятная и абсолютно новая для него мысль: может, Брунхильде будет и лучше стать женой графа. Для девушки, родившейся в вонючей харчевне, это будет доля неслыханная, судьба сказочная. Но пока Волков еще не был готов решиться на такое и дать согласие. Не мог он так просто отпустить свою ненаглядную женщину. Он еще подумал о том, что она, роскошная, ляжет на кровать к этому старому дураку, у которого уже половины зубов нет. И ляжет на перины, как привыкла ложиться летом в жару, без всякой одежды. А старик будет гладить ее по заду, как Волков гладит. Да прикасаться к ее лону, трогать волосы внизу ее живота.

«Размозжить бы тебе башку, старый дурак, – подумал Волков, глядя на графа, – взять бы клевец да дать с размаха тебе по макушке, чтобы железо утонуло в твоей глупой черепушке».

Но так он только думал, говорил же графу совсем другое:

– Друг мой, может, вы и удивитесь, но после бала у вас многие достойные господа графства стали считать мою сестру, Брунхильду Фолькоф, достойной для себя партией.

– Ни секунды в том не сомневаюсь, – заверил его фон Мален. – Иначе и быть не могло. На балу не нашлось девы прекраснее вашей сестры.

– А вы, как я понимаю, уже были женаты? – продолжал Волков.

– Дважды, друг мой, дважды.

– И дети ваши все ваше имущество унаследуют.

– Уже, друг мой, все поделено.

– А что же будет с моей сестрой и, если даст Бог, с ее детьми, когда Господь призовет вас? Молодой граф просто выгонит ее из замка. Куда она пойдет с детьми?

– Это абсолютно справедливый вопрос, – признал граф.

– Поэтому иные соискатели руки моей сестры более предпочтительны для нас. Пусть и не так знатны они, как вы, имя их не так знаменито, но в их владениях сестра моя будет первой дамой и госпожой, дети ее станут первыми наследниками тех владений, ей не придется нищенствовать после смерти мужа.

– Это абсолютно справедливое замечание, – опять согласился фон Мален. Это было странно слышать, но граф соглашался. И продолжал: – А если я решу этот противоречие, и противоречие сие будет разрешено к удовольствию вашей фамилии, тогда я могу рассчитывать на благосклонность вашу, как ее опекуна?

– Возможно, – сказал Волков. – Думаю, что в случае гарантий вы будете первым претендентом на руку моей сестры.

– Большего от вас я услышать и не хотел. – Граф вздохнул. – Как хорошо это будет, когда я возьму замуж вашу сестру, а вы возьмете замуж мою дочь.

– Узы наши станут неразрывны, – кивнул Волков, улыбаясь, а сам подумал, что обмен этот совсем не равноценен. Сравнивать Брунхильду и Элеонору Августу было смешно.

Поэтому он хотел знать, что предложит его Брунхильде граф.

И фон Мален, словно слыша его мысли, сказал:

– Не хочу тянуть, завтра же пришлю к вам людей с моим предложением, уверен, что вам непросто будет его отклонить.

– Очень на то надеюсь, – проговорил Волков, вставая. – Пойду потороплю сестру.

Он вошел в шатер и увидел ее. Красавица стояла посреди шатра, свет падал на нее через откинутый в крыше полог. Кажется, никогда она не выглядела прекрасней. Высока, талия узка, и широки бедра. Длинноногая дева с красивыми плечами и тяжелой грудью. Была она в темно-синем платье из бархата, что хорошо лежал по фигуре, к синему бархату хорошо смотрелись белые кружева. Венчал наряд небольшой и простой головной убор незамужней девушки с белоснежным легким газом, что падал на прекрасные волосы цвета спелой пшеницы. И ко всему этому имела она лицо надменного и недоброго ангела.

Глядела Брунхильда на Волкова так нехорошо, что невольно смутился он на мгновение. Но тут же взял себя в руки и, подойдя к ней, попытался поцеловать в губы. А она лицо отвернула с таким видом, будто к ней целоваться прокаженный лез. И спросила хоть и не громко, но с презрением:

– Что? Отдаете меня?

– Пока нет, – сказал он, схватил ее и потянулся целовать.

Но она губ так и не дала. И лицо убирала, Волков лишь смог ее в шею поцеловать.

– Пока нет? Торгуетесь еще, значит? – продолжала девушка, говоря это с презрением. – Торговаться вы мастер, любого купчишку переплюнете.

– Молчи, глупая! – Волков не выпускал ее из рук, смотрел на нее и удивлялся красоте ее. – Не для себя это делаю.

– А для кого же? – зло спрашивала красавица, пытаясь вырываться из его рук.

– Да стань ты спокойно, – велел он строго и выпустил ее.

Она послушно встала и спросила:

– Значит, отдадите меня за графа?

– Пока не отдаю. – Он достал заветный флакон с зельем Агнес, вытряс каплю на палец и размазал по горлу красавицы, после этого сказал строго: – Сядешь подле графа. – Она глянула на него с ненавистью. – И будешь мила, – так же строго говорил он.

Сказал, взял за руку и поволок из шатра.

Граф как увидал Брунхильду, так вскочил и кланялся низко ей, как, наверное, только герцогу да епископу кланялся.

– Ах, госпожа моего сердца. Вы солнце затмеваете!

Брунхильда кланяться ему вовсе не стала, улыбнулась, но не так, чтобы совсем тепло, скорее сдержанно:

– Рада видеть вас, господин граф.