– Ты все-таки скажи им, что кирпич нужно уже вывозить, если думают его продать в этом году, – велел Волков.
– Сделаю, господин, – пообещал управляющий.
В доме множество людей, стук молотков, скрежет пил.
Тут не до приема гостей. Для приема графа кавалер велел поставить свой знаменитый шатер: пусть граф знает, каков Ярослав Волков и у кого шатры отнимал. Под навес шатра поставили большой стол. Женщины с утра занимались готовкой. Все, кроме Брунхильды. Та села за стол под навес и у зеркала занималась собой. Только и бегала в шатер платья менять. Готовилась. Волков за ней наблюдал украдкой. Да, видно, она и впрямь ждала графа.
А графа все не было. Утро прошло, а его все нет.
– А точно он сказал тебе, что сегодня будет? – поинтересовался Волков у красавицы.
Лучше бы не спрашивал. Ее чуть не вывернуло, аж пятнами пошла от злости.
– Езжайте да сами спросите! – зашипела Брунхильда сквозь зубы.
Уже и обед готов, а графа нет. Думали садиться за стол обедать, как прискакал мальчишка с северной дороги и закричал:
– Граф едет!
Люди из деревни и солдаты, что были тут, выходили к дороге смотреть графа, да разве его разглядишь?! Граф уже немолодой, он в карете передвигается. Карета подкатила к самому шатру, форейторы открыли дверь, откинули ступеньку. Разминая ноги, наружу вышел граф. Волков и все остальные низко ему кланялись. А граф сразу подошел к кавалеру, взял за плечи, обнял, жал руку и улыбался.
Кавалер пригласил его к столу.
– А где же несравненная Брунхильда? – поинтересовался граф, усаживаясь на почетное место. Волков ему даже свое кресло уступил.
– Тут, в шатре. Максимилиан, пригласите госпожу.
Максимилиан едва начал говорить, что гости прибыли и ждут госпожу, как из шатра раздался такой крик, что и Волков, и граф его прекрасно расслышали:
– Подождут! Как надобно будет, так и выйду.
– Не в духе? – с улыбкой поинтересовался граф.
– Второй день платья мерит, вчера в городе была, купила что-то, и, кажется, опять все не то, – развел руками Волков.
И господа понимающе засмеялись.
Но граф смеялся не очень живо, находился он в волнении, то было заметно. И, видя такое волнение, Волков и вправду стал думать, что Брунхильда права насчет намерений графа.
Они сидели под навесом, на легком ветерке. Мария принесла стаканы с вином, тарелки с сыром и ветчиной, с привезенными вчера из города фруктами. Поначалу разговор шел о пустяках: о погоде, о скорой жатве и видах на урожай.
Кавалер начал было хвастать, что рожь и овес у него уродились, но граф слушал его вполуха, а к угощению даже не прикасался. Только вино пил, да и то пару глотков от волнения.
И тогда Волков спросил его напрямую:
– Господин граф, вижу, что-то гнетет вас.
– Да, да, – кивнул граф, словно собираясь с духом. – Да, для того и приехал. Хотел людей послать, но подумал, что лучше сам вам все скажу.
– Так уж говорите, чего вы стесняетесь. Если то в моих силах, так помогу вам. – Волков, кажется, и сам начинал волноваться.
– Приехал я говорить по делу щепетильному. – Гость замолчал, вздохнул и продолжил: – Приехал говорить о сестре вашей.
«Решился все-таки, старый хрыч, – подумал кавалер с неприязнью. – Значит, права была Брунхильда. Головой дурак тронулся на старости лет».
– Все мысли в последнее время только о ней, о вашей сестре. Спать ложусь и о ней грежу, – продолжал фон Мален. Волков молчал, слушал этого немолодого человека. – Вы как мужчина должны меня понять, я словно в молодость вернулся. Мне она ночами снится, и знаете, я стал снова чувствовать в себе силу.
– Я рад, граф, – слегка настороженно произнес кавалер, – что Брунхильда пробудила в вас юношу.
– Да-да, точно. Я словно помолодел. – Он помолчал. – Помолодел. Вот и… хотел поговорить с вами.
– Я слушаю, граф.
– Думаю, что вы бы осчастливили меня, если бы соблаговолили отдать сестру вашу, девицу Брунхильду Фолькоф, за меня замуж.
«Черт старый! – Волкову граф вдруг стал противен. – Приехал забрать у меня мою женщину. А не размозжить ли тебе твою дурную башку?»
– Если бы вы согласились, то сделали бы меня счастливейшим из людей, – продолжал граф с поспешностью юноши. Он словно уговаривал Волкова, торопился сказать ему все, прежде чем кавалер откажет. А Волков молчал. – И найдете во мне преданнейшего друга и родственника.
Кавалер прикидывал все «за» и «против». Да, о лучшем союзнике, чем граф, и мечтать не приходилось, но отдавать за него Брунхильду… Было жалко. Очень жалко. Кавалер вдруг понял, что за последнее время она стала ему очень дорога. Из всех людей, что окружали его, больше всего он дорожил именно этой распутной, хитрой и взбалмошной женщиной. Она была ему дорога едва ли не больше золота, что хранилось в его сундуке.