Рыцарь-разбойник

– Да, – сказал Волков. – Волк задрал корову, мы пошли по следу и пришли к вашему дому, святой отец. А там след потеряли, стали вокруг осматриваться и обнаружили ваше кладбище. Откуда у вас там столько покойников?

– Так это все люди, что я за пять последних лет нашел. Кое-кто из ближайших мест, а кто-то и пришлый был, неизвестный мне и без имени. Отпевать их пришлось молитвой: «Их же имена известны Тебе, Господи, прими рабов Твоих».

– А последняя могила? – поинтересовался Сыч. – Мала она, там, кажется, ребенок.

– Истинно, там дева двенадцати лет, не более. Она с хутора Волинга. У дороги в земле господина барона фон Деница хутор есть, там кузнец Волинг со своей семьей живет, вот она оттуда.

– Дочь кузнеца? – уточнил Сыч.

– Нет, сиротка приблудная. Прижил ее кузнец, она ему скотину пасла. Потерялась, так искали три дня, не нашли. А я ее обнаружил через две недели.

– Растерзанную?

– По частям собирал. Кости ломаны и грызены были.

– Волки? – уточнил кавалер.

– Они, сатанинские отродья.

– Или один волк? – уточнил Сыч.

Монах замолчал, потом вздохнул и сказал:

– Думаю, что один. То ли верховодит он всеми другими, то ли сам зверствует.

– Вы писали епископу, что подозрения у вас есть. Откуда они?

Опять вздохнул монах и опять не сразу ответил:

– Приходил он ко мне. Ночью.

– К вам? – изумился Волков. – Зачем?

– К дому моему, стоял под дверью. Но дверь я колом подпер, не открывал.

– Откуда знаете, что это он был?

– Так по зловонию и сопению, рыку, он дышит с рыком, когда не таится. А еще видел я его, огромен он.

– А глаза желтые?

– Белые, в ночи сияют.

– Так и Максимилиан говорил, – вспомнил брат Ипполит. – Говорит, что глаза в ночи огнем белым горели, словно лампы.

– Говорит? – Отшельник с удивлением посмотрел на собрата монаха. – Он что, встретил чудище и жив остался?

– Да, он юноша сословия воинского. Дал зверю отпор. Поранил его, много крови потом на земле видели.

– Ах, какой славный человек! – восхитился монах. – И как он сейчас себя чувствует? Не хворал он?

– Да, кажется, в добром здравии.

– И слава Богу, слава Богу.

– Так где же волка этого искать? – поинтересовался кавалер.

– Не в вашей земле, – вдруг твердо сказал отшельник.

– Почему так думаете?

– Был бы он в вашей земле, так я бы его место вам указал, я тут все знаю. Но и недалеко, рядом он. Но что вы делать будете, когда сыщете его?

– Убью, – просто сообщил Волков. – А что же еще с ним делать?

– Тогда лучше его ловить, когда он в образе человеческом прибудет.

– Значит, так и будет.

– И поделом, – заметил монах. – И поделом.

– Так вы поможете нам найти его?

– Помогу, – твердо пообещал монах. – Только похожу да посмотрю, подумаю да проверю кое-что. И как надумаю, так приду к вам.

– Мы будем вам благодарны, – произнес Волков.

– Да не вам меня благодарить, а мне вас. Устал уже людей да детей по оврагам собирать и хоронить. Надобно это прекратить, а вы единственный из господ, кто за это берется.

Мария принесла котомку монаха, поставила ее на стол. Мешок был полон под завязку.

– Ишь ты, сыр! – восхитился отшельник, вставая и заглядывая внутрь. – Славен будь Господь наш. Спасибо вам, господин. Да не оскудеет рука дающего.

– Не оставит Господь нас, – заверил его юный монах. – Его преосвященство выделил денег на храм, брат Семион уже выбрал место, поехал к архитектору.

– Слава Богу! Одна новость лучше другой! – обрадовался отшельник. Он глядел на кавалера и осенял его святым знамением. – Храни вас Бог. Не иначе как сам Господь послал вас нам, господин. Не иначе!

Волков взглянул на него с удивлением и даже с подозрением. Они, эти попы, словно сговорились. Но возражать не стал. Пусть говорит это чаще. Если эта слава и среди его людей укоренится, это будет ему в помощь.

Когда монах, сгибаясь под грузом своей полной котомки, раскланялся и вышел, у всех от него осталось хорошее впечатление.

«Добрый человек. Хорошо, что он у меня во владениях живет», – думал Волков.

И так он бы и продолжал думать, если бы на Сыча не взглянул. Тот на господина смотрел да ухмылялся так, как только он умел. В ухмылке его одно светится: «Знаю я вас всех, подлецов. И праведных отшельников тоже знаю».

– Что? – почти грубо спросил у него кавалер.

– Хитрый монашек, да я эту хитрость за версту замечаю. Авось не проведет. – Сыч сидит вальяжно, видя, как все его слушают, подлец, посмеивается еще.

– Говори толком, – почти злился Волков.

– У всех монахов на одеже рукава как рукава, а у этого длинны, пальцев не видать, – заметил Сыч.

Волков фыркнул. Дурь говорит Сыч, мало ли у кого какие рукава. А брат Ипполит и вовсе сказал в защиту собрата:

– Так, может, устав у них в барстве такой, может, такие рукава им по уставу положены, у каждого барства монашеского свои причуды.

– Может, и так, – не сдавался Сыч и продолжал, чуть прищурившись, как будто размышляя: – Вот только заметил я, что рукой-то он одной как следует шевелит, только правой, целовать всегда правую подает, берет все правой, левой слегка помогает, даже когда котомку накидывал, все правой делал. Левую только просовывал в лямки.

– К чему это ты?

– Да к тому, что левая у него рука увечная.