Они выходили из резиденции епископа, когда стемнело, на дворе уже ждали Максимилиан, Сыч, Хилли и Вилли. Мешок с деньгами Волков поручил молодым сержантам. Те были рьяны и ответственны, как и все молодые сержанты. Им он доверял и доверием этим возвышал еще больше. А от такого доверия и возвышения молодые люди становились еще более ответственными.
Садясь на лошадь, Волков спросил у монаха с заметным недовольством:
– К чему это ты затеял это поручительство? Зачем оно?
– Коли вы решитесь начать то, о чем вас просят святые отцы, так деньги нам не помешают, а это поручительство и сумму займа увеличит, и процент по займу уменьшит. Всегда хорошо, когда большой сеньор вашу просьбу благословляет. Дело идет легче.
– А если я не захочу волю святых отцов выполнять? – с еще большим недовольством уточнил кавалер.
– Так сожжем эту бумагу или для своих нужд денег займем, ни к чему она нас не обязывает, а с займом поможет.
Волков помолчал и опять спросил:
– Откуда ты знаешь про все эти банковские дела?
– В епархии Лемурга, где я начинал службу, епископ был из благородных, сам дела никакие вести не хотел, не до того ему было, а в деньгах вечно нуждался, вот я все и вел, там и поднаторел, – отвечал брат Семион.
– Да а отчего же ты там не остался, раз поднаторел?
– Грешен, – кротко отвечал монах.
Волкову хотелось знать, в чем же был грех монаха: в том, что к его ловким рукам прилипало епископское серебро, или его поймали с девкой. Но спрашивать он не стал, а монах не стал дальше о том говорить. Так они и поехали молча на постоялый двор – спать.
Утром рано, едва солнце взошло, они уже завтракали. А как позавтракали, поехали в ратушу. Там, в большой торговой палате, с рассвета сидели менялы и банкиры. Крупные купцы и руководители городских гильдий. Народу было немало. Три десятка важных господ. Банкиры и менялы сидели, банки свои расставив вдоль стен. Остальные расположились на лавках или стояли и беседовали в центре большого зала. Были они все до единого в шубах, хоть и лето еще стояло жаркое, в беретах из бархата или в бархатных шапочках с «ушами». Все в перстнях золотых и дорогой одежде под шубами.
Говорили все тихо, порой слышно было, как скрипят перья да звенят разные монеты на столах менял и банкиров.
И Волков стал бы думать, к кому подойти и поговорить, а вот монах медлить не стал. Брат Семион вышел на середину зала и громко произнес:
– От имени кавалера Иеронима Фолькофа, владетеля Эшбахта, спрашиваю, кто из господ банкиров обналичит вексель епископа Малена?
Все господа, что были в торговой палате, обернулись на них, Волков даже на мгновение растерялся от внимания стольких особ. Не зная, что делать, он низко поклонился. И все господа стали и ему кланяться.
А самый старый, уже седой господин, который сидел у стены, что была прямо напротив входа, сказал:
– Святой отец, дозвольте взглянуть на вексель, что надобно вам обналичить.
Брат Семион прошел под взглядами богатых господ к столу седого банкира и положил перед ним бумагу.
Седой господин взял бумагу в руки. Тут же три других господина поспешили к нему, тоже стали заглядывать в бумагу. Седой господин что-то негромко сказал, и те господа, что находились с ним рядом, стали согласно кивать.
Седой господин положил бумагу перед собой и, улыбаясь, произнес:
– Сомнений нет, это вексель нашего епископа, да хранит его Господь. Господа, вексель на тысячу четыреста монет под два процента на два года. Господин фон Эшбахт, дозвольте поинтересоваться, на какую цель господин епископ выделяет деньги? Конечно, если это не секрет.
– Секрета тут нет. В моем поместье еретики сожгли кирху и разрушили ее до основания. Епископ был так добр, что решил восстановить церковь за свой счет.
– Лучшего применения деньгам и придумать нельзя, – согласился седой господин. – Господа, есть ли желающие вступить в компанию?
– Я войду в компанию на шестьдесят талеров, – тут же откликнулся один из господ.
– И я на шестьдесят, – сказал другой.
– Готов вступить на сто тридцать…
– Вступлю на сорок…
Не прошло и минуты, как вексель был покрыт. Два процента, конечно, немного, но то был вексель епископа. Желающих вступить в компанию оказалось предостаточно.
Седой господин забрал вексель, спрятал его в твердую папку, секретари уже писали списки компании, считали проценты и выписывали акции участия, а господа подходили к столу, раскрывали кошели и звенели серебром.
Волкову быстро принесли раскладной стул, чтобы кавалер не стоял, но посидеть толком он не успел. Вскоре брат Семион уже пересчитывал серебро и кидал его в большие и крепкие холщовые мешки, которые тут же ставились у ног кавалера. Вышло три мешка. Дело закончено.
– Господин фон Эшбахт! – позвал Волкова к столу седой господин. – Серебро отсчитано, извольте поставить подпись в получении.
– Тут все? – спросил кавалер у монаха.
– Все до монеты, – заварил его брат Семион. – Я все пересчитал.