Рыцарь пустыни, или Путь духа

Несчастные пали перед ней ниц, умоляя пощадить их. Даже Ибрагим, и тот распростерся перед ней и умолял, чтобы его зарубили на месте. С тем же успехом он мог умолять каменного идола. Ибо, выпрямившись во весь рост, дрожа каждым нервом своего тела, с горящим взглядом, полным ярости и ужаса, Меа скорее походила на богиню мести, нежели на смертную женщину.

– Пощади их, Меа, – прохрипел Руперт, – они лишь фанатичные варвары. Пощади их ради меня.

Меа резко повернулась к нему.

– Молчи, бей, – довольно грубо ответила она. – Как я могу не мстить за того, который принял ради меня такие муки?

Затем он, в конце концов, лишился сознания, а когда примерно через час пришел в себя, то понял, что голова его покоится на коленях у Меа, а Бахита тем временем мазями обрабатывает ему раны и перевязывает их. Увидел он также и то, что жуткий приказ Меа был исполнен, ибо на деревьях болтались тела арабов, всех до единого.

Глава XIV. Меа делает предложение

Это жуткое зрелище – свисающие с ветвей терновых деревьев трупы его мучителей – было последним, представшим глазам Руперта в течение многих дней. Ибо, что касалось его дальнейшей памяти, то на протяжении нескольких недель он большую часть времени оставался без сознания. Он был без сознания, когда его на носилках несли через пустыню к Черному Перевалу в дальних горах, где еще ни разу не ступала нога белого человека, а затем через эти горы к спрятанному в них оазису, вокруг которого они застыли, словно часовые. Здесь, у источников, под сенью пальм и рядом с высокими пилонами полуразрушенного храма, стоял город Тама, чьей владычицей по праву своего происхождения была Меа. Это был небольшой город, ибо само племя тоже было небольшим, не более четырехсот мужчин, способных носить оружие, ибо гордые своей древней кровью и ненавидящие чужеземцев, они не брали себе жен из других племен, и со временем их древняя раса шла на убыль. Однако земля их была плодородна, дома построены крепко, запасов пищи хватало, ибо, будучи немногочисленными, дети Тамы не знали голода и бедности.

Меа принесла Руперта в свой собственным дом, – большой и удобный, он был построен из камня, взятого из развалин храма, и стоял в окружении садов. Здесь они с Бахитой выхаживали его, как никакого другого воина до него. В племени имелись лекари, которые, как это нередко бывает среди африканских туземцев, имели зачаточные познания в хирургии.

Эти лекари натянули обожженную плоть на отсеченную кость, и в чистом воздухе, а также благодаря обеззараживающей мази, та не омертвела и без каких-либо других осложнений, быстро зажила. Пытались лечить местные знахари и его голову, но в таких сложных вещах их умений явно не хватало, как не смогли они предотвратить распространение воспаления на его единственный целый глаз. И хотя со временем оно прошло, зрение его пострадало, и когда, наконец, Руперт очнулся от своих блужданий, он решил, что сейчас ночь, ибо, подобно покрывалу, тьма застилала ему взор.

Долгое время он не мог вспомнить или даже угадать, где находится, но постепенно память вернулась к нему. Правда, сначала он решил, что это был просто ночной кошмар.

Лишь голос Меа открыл ему двери к понимаю того, что с ним случилось. Заметив изменения в его лице, она вся задрожала от надежды, полагая, что сознание, наконец, вернулось к нему. Какое-то время она наблюдала за тем, как его руки ощупывают все вокруг, пока не поняла, что произошло то, чего она больше всего опасалась: он был слеп. Наконец, не в силах больше терпеть неизвестность, она обратилась к нему на своем странном английском:

– Ты спал очень долго, Руперт-бей. Сейчас ты проснулся, да?

Он повернул голову, внимательно ее слушая, затем сказал:

– Это разве не голос Меа, той самой, что совершала возлияния богам в храме Абу-Симбела?

– Да-да, – с жаром ответила она, – конечно же, это ее голос. Такого больше ни у кого нет. Все остальные глупы и не говорят по-английски, но… – продолжила она, пристально на него глядя, ибо хотела знать, многое ли он помнит. – Я вылила ту чащу не на бога, а тебе на ноги, и Бахита говорит, что из-за этого все пошло не так, и ты потерял свою бедную ногу.

Когда она произносила эти слова, ее голос дрожал, и, лишь сделав над собой усилие, она добавила:

– Но, по-моему, Бахита – лишь глупая старуха, которая говорит всякую ерунду. Боги – лишь старые камни, и то, что я тогда опрокинула чашу, никак не связано с судьбой.

В ответ на ее слова Руперт рассмеялся. О, как же она была счастлива слышать его смех! Но затем его изуродованное лицо вновь сделалось серьезным, и он сказал:

– Расскажи мне, Меа, все про мою ногу и глаз, и про то, что случилось. Не бойся, теперь я могу это выслушать.