Читаем Рыцарь ночного образа полностью

Ночные вылазки Гевиннера не выходили за определенные рамки. Очень тихо, почти на пять миль в час медленнее, чем официальный предел скорости, установленный муниципалитетом, он ездил по главным улицам города, и когда он останавливался на перекрестках, казалось, что он кого-то высматривает. Все окна и двери были без света и крепко заперты. Каждые три-четыре квартала он проезжал патрульного, и тот бросал на него всего один быстрый взгляд, который Гевиннер неизменно возвращал легчайшим кивком, как будто он был инспектором, выполняющим обычную проверку наличия патрульных на своих местах. Доезжая до конца главной авеню, он поворачивал свой кадиллак (теперь полностью предоставленный в его распоряжение) направо и ехал по улице новых, совершенно одинаковых колледжей, возведенных Проектом. Эта улица заканчивалась у школьного стадиона, и здесь Гевиннер всегда ненадолго останавливался. Иногда он оставался в машине, невдалеке от открытых ворот стадиона, и делал несколько затяжек сигаретой, которую немедленно гасил, как только автомобиль снова отправлялся в путь. Но иногда он выходил из машины и шел к фонтанчику с питьевой водой, находившемуся в центре стадиона. Казалось, что он пил, хотя никогда вода не касалась его губ. Он стоял у фонтанчика одну-две минуты и смотрел в сторону неосвещенных мест для зрителей, которые редко бывали совершенно пустыми. Его глаза скользили по всей длине открытых скамеек, пока огонек горящей сигареты в каком-нибудь месте не выдавал присутствие еще одного визитера. Гевиннер вынимал тогда из кармана пальто — никогда не надеваемого, но всегда перекинутого через руку — белый шарф, расправлял его и укладывал на бетонную скамейку, стоявшую рядом с фонтанчиком. После чего садился и ждал. Нельзя сказать, что таковы были традиции этого места — поскольку все подобные места имеют свои любопытные традиции — и частенько ожидание Гевиннера было тщетным. Если нетерпение его росло, но надежда еще сохранялась, он вынимал серебряную зажигалку и сигарету. Он держал пламя зажигалки прямо перед своим лицом, считая до десяти, не закуривая, а только держа пламя у кончика носа. Потом он еще немного ждал, и иногда медленно, крадучись, тот, кто светил сигаретой вдали, появлялся со стороны зрительских мест и приближался к фонтанчику. Когда до фонтанчика ему оставалось несколько метров и Гевиннер мог разглядеть фигуру полностью, он или резко вставал и убегал со стадиона, или подходил к фонтанчику, когда незнакомец приближался к нему, и бормотал ему несколько слов, когда тот наклонялся попить. Если происходил такой ритуал, то с этого момента он продолжался в неизменном виде. Рядом друг с другом, двигаясь очень быстро, Гевиннер и незнакомец — а теперь спутник — молча выходили с территории стадиона и шли к припаркованной машине. Машина отбрасывала свою прежнюю вялость и быстро мчалась по спящему городу на некую дорогу, которую Гевиннер знал еще с детства, дорогу, заканчивавшуюся на негритянском кладбище примерно в двух милях от города, и здесь, среди простых замшелых плит и стареньких деревянных крестов, в некоем убежище, образованном кустами шиповника, Гевиннер снова разматывал белый шарф на полную длину и на полную ширину — размерами с простыню. Тихо, никогда не произнося ни слова, он раздевался сам, стоя перед дрожащим незнакомцем, смотря лихорадочно прямо ему в глаза, дыша ему в лицо своим ароматным дыханием и роняя одежду к ногам, оставаясь совершенно голым; потом, не улыбаясь, а просто опустив глаза и повернувшись на четверть оборота, как будто он внезапно начинал стесняться незнакомца, он шептал первые слова:

— Ну что? Я не слишком безобразен?

Конечно, Билли Спанглер не отменил решения о приеме на работу новой девушки, Глэдис, но последовавшая за этим ночь была для него очень нелегкой. Он никак не мог удобно устроиться в постели. Единственное положение, которое казалось ему удобным, было лежа на животе, но это положение вызывало неправильные мысли, ощущения и образы, как в его голове, так и в теле, особенно в теле. В один из моментов он обнаружил, что ритмически поднимает и опускает свой таз на столь податливом матраце, и это непроизвольное движение сделало для Билли очевидным, что его опыт с Большой Эдной ослабил — временно — его спартанскую выдержку, которой он так гордился. В конце концов он перевернулся на спину и начал читать «Отче наш». Обычно при первых признаках бессонницы ему хватало нескольких строчек этой молитвы, чтобы начать переселяться в страну снов, но этой ночью он дочитал ее до конца и остался в том же состоянии. В конце концов Билл и понял, что у него в голове. Он сам себя поставил в уязвимое положение, наняв не просто красивую девушку, — неотразимую красавицу. Поняв это, он снова перевернулся на живот. И сразу же уснул.

Перейти на страницу:

Похожие книги