Рыцарь идет по следу!

– Ага, – Юрик не заметил ревности в голосе Ромы, – я уж перед Нянькиным за котлеты извинялся, а он все равно, чувствую, напрягся…

– Слушай, – сказал Рома, – а может, ты Нянькина попросишь?

– О чем?

– Чтобы меня тоже в «Осирис» зачислили.

– Да я просил, – ответил Юрик после паузы.

– А он что? – спросил Рома.

– Ничего. Сказал, подумает.

Юрик ответил как-то неуверенно. У Ромы мелькнула мысль, что, может, он и не говорил ни о чем с Нянькиным.

Мимо них, прямиком в туалет, пробежал Мицкевич. Фашистскую каску он держал под мышкой.

Глаза Юрика загорелись.

– Пошли за ним, – сказал он Роме шепотом.

– Зачем? – не понял Рома.

– Надо Мицкевича проверить. Он в раздевалку входил, правильно?

– Входил.

– Вот, а мы его еще не допросили.

Рома нехотя пошел за Юриком, не понимая, что будет дальше.

В зрительском фойе остался зритель, грызущий сухарики с оглушительным хрустом.

Возле входа в туалет мальчики остановились. Здесь было неплохо слышно трансляцию спектакля. Рвались бомбы, кричали солдаты в промежутках между одиночными выстрелами. Фашисты на сцене теснили оставшихся бойцов.

Юрик зашептал:

– Мицкевичу надо свет выключить.

– Зачем? – не понял Рома.

– Выключить и дверь не открывать. Он тогда признается!

– Думаешь, он боится темноты?

– Ну, конечно, – сказал Юрик.

Рома посмотрел на Юрика с сомнением. Тот сдался:

– Хорошо, может, темноты и не боится. Зато знаешь чего он боится?

– Чего?

– Опоздать на сцену!

С этим сложно было поспорить.

Когда у Мицкевича в туалете погас свет, он поспешил скорее выйти в коридор, но дверь не открывалась.

Снаружи Рома и Юрик подперли ее шваброй. Мицкевич постучал в дверь.

– Эй, – как-то неуверенно крикнул он.

– Мицкевич, это мы, – сказал ему Юрик. Он стоял, широко расставив ноги и сложив руки на груди.

– Откройте, – попросил Мицкевич.

– Мы откроем. Только скажи, ты часы взял?

– Ты там что, не один? – поинтересовался Мицкевич.

Рома был против, не хотел обнаруживать себя, но Юрик уже сказал:

– Да. Мы с Ромычем здесь.

– Привет, Ром, – спокойно сказал Мицкевич из-за двери.

Роме почему-то стало стыдно, и он отозвался:

– Привет.

Ситуация приобретала абсурдный оттенок.

– Ты часы у Рогова украл?

– Нет, – спокойно ответил Мицкевич.

– А зачем ты тогда в раздевалку ходил?

Мицкевич не понял вопроса.

– Все на акробатике были, – пояснил Юрик, – а ты в раздевалку ходил.

– Откуда ты знаешь? – глухо спросил Мицкевич из-за двери.

– Люди видели, – дал Юрик уклончивый ответ и добавил: – Ты часы тиснул?

– Нет, – твердо произнес Мицкевич из глубин туалета. И тут же добавил: – Там взрывы закончились. Мне выходить скоро.

Юрик решил ковать, пока горячо:

– Не выпустим, пока не скажешь! Ты украл?

– Нет.

– Ты часы взял?

– Нет.

– Мы знаем, ты.

– Нет, не я, – упорствовал Мицкевич. – Пустите, на сцену опоздаю!

Рома не смог больше выдержать напряжения, отпихнул швабру ногой.

Дверь открылась. На пороге стоял Мицкевич. Раздражения не было на его лице. Словно вышел он не из темного туалета, а из солярия. Ни слова не сказав, Мицкевич быстро побежал на сцену. А Рома подумал, что ему не по душе методы расследования, предложенные Юриком.

– Это не он, – сказал между тем Юрик.

– А я тебе говорил, – произнес Рома. – Надо Сенина проверить. Если он захотел с себя подозрения снять, а на Мицкевича вину свалить – это лучший способ. Сказать: видел, он в раздевалку входил.

– Правильно! – загорелся Юрик. – Сенин нас с толку сбил. Пошли, найдем его!

Они отправились в раздевалку, потом в гримерку, но Сенина не нашли ни там ни там. Зато в гримерке нашли журнал с комиксами и, положив его на колени, пролистали от корки до корки.

В раздевалку медленно и вальяжно вошел Веролоев. Он тоже играл фрица за простыней. Его выход уже состоялся, и Веролоев пришел переодеваться. Шагал он медленно, степенно, положив на предплечье каску, как Наполеон – треуголку.

– А что вы здесь делаете? – спросил, проходя, Веролоев. – Вам снег пора уже давно сыпать.

Животный ужас в то же мгновение охватил Рому и Юрика, сковал их члены, чудовищными мурашками пробежал по спине. Снег! Они забыли про снег!

Гигантскими скачками, перепрыгивая не ступеньки даже, а целые пролеты, в спешке они выбежали не в тот коридор, одновременно развернулись и больно столкнулись лбами. Удар был настолько сильный, что Рома чуть не потерял сознание. Серебряные точки гроздью высыпали перед его глазами и пропали. Он еще приходил в себя, когда понял, что Юрик, крепко схватив за руку, тащит его на колосники.

Они ползли по балкам, рискуя свалиться вниз вместо бумажного снега. При этом Рома потряхивал головой – на месте ли она, или какой-то ее части после столкновения не хватает.

Добравшись до мешка, друзья разом, не глядя, опрокинули его вниз и только тут перевели дыхание. Посмотрели на сцену и окаменели снова.