Рыцарь двух миров

— Не только. Я ещё хотел поблагодарить Энинга за услугу. Благодарю, рыцарь, то, что ты сделал сейчас, для меня гораздо важнее, чем заплаченный за меня штраф.

Тут я начал кое-что подозревать.

— Стоп! Так, значит, ты специально стравил меня с этим Мясником, чтобы я разобрался с ним вместо тебя?

— Я был уверен, что ты с ним справишься, — спокойно ответил Эзип. — На меня произвели впечатление приёмы, которые ты мне показал. А я, по некоторым причинам, не мог убить Мясника. Это должен был сделать посторонний. Теперь сотня человек подтвердит, что он сам нарвался на неприятности, я же отговаривал его всеми силами. Как видишь, я совершенно честен с тобой. Я просто хочу, чтобы ты по-прежнему считал меня своим другом.

От негодования я не мог вымолвить ни слова, лишь чувствовал, что незнакомое мне прежде чувство ярости охватывает меня, что я готов немедленно убить этого человека. Моя рука уже тянулась к метательному ножу на поясе, но тут мне на плечо легла тяжёлая рука Ильи Муромца. В гневе я обернулся, чтобы обругать его, но, встретившись с суровым взглядом богатыря, проглотил слова.

— Дружба не завоёвывается таким образом, — веско заметил Илья Муромец. — А ведь вы показались мне честным человеком, да и говорили вы не так, как те грабители.

Эзип философски пожал плечами:

— В грязные кварталы попадают по разным причинам. У нас там есть даже профессор. А ты, Энинг, запомни: будешь ещё в Константинополе, и, если вдруг тебе понадобится помощь, обращайся ко мне, я не забываю друзей. Спроси у хозяина корчмы «Эльвира», и он шепнёт мне пару слов. — И прежде чем кто-то из нас успел что-либо ответить, он исчез так же бесшумно, как и появился.

— Может, он и негодяй, но мне он нравится, — заметил Ролон.

— А мне нет, — отрезал я.

— Но это не повод убивать его, — спокойно заметил Илья Муромец. — В конце концов, он же не хотел причинить нам вреда.

— Энинг, у тебя такой страшный вид был, — испуганно подтвердил Рон. — Не делай так больше.

Я успокаивающе улыбнулся ему и, чтобы не вступать в лишний спор, кивнул Муромцу.

— Просто у меня и так нервы ни к чёрту, а тут ещё он со своим признанием… вот я и психанул.

Этот ответ полностью удовлетворил Муромца, но обмануть мне Мастера не удалось.

— Егор, что с тобой? Только не говори про расшатанные нервы. С тобой что-то происходит, и мне это не нравится. Я не узнаю тебя.

— Но что случилось, Мастер?

— Не знаю, но мне не нравится твоё поведение. Ты стал как-то равнодушнее и к себе и к другим. Ты стал жёстче, и это меня тревожит.

Я пожал плечами. Стоило беспокоиться, если бы я стал равнодушнее к другим, — подобное мне самому не нравилось, я вовсе не хотел бы стать равнодушным человеком, но равнодушным к себе… Интересно, как это понять?

— Что значит жёстче? Разве вы не этого от меня хотели?

— Нет!! Егор, помнишь, что я тебе говорил на занятиях? Можно согнуться под тяжестью ударов судьбы, можно приспособиться, но гораздо труднее остаться самим собой. Не предать самого себя.

— Но разве я предаю себя?

— С тобой что-то происходит, и мне это не нравится. Пожалуйста, оставайся самим собой. Я понимаю, что тебе гораздо труднее, чем другим людям. Мало кому в твои годы выпадают такие испытания, но я готов помочь тебе всем, чем могу.

— Мастер, но я не понимаю вас. В конце концов, ведь нельзя же пережить всё это и не измениться!

— Я не спорю с этим. Вопрос в другом: как именно ты изменишься. Какие уроки ты извлечёшь из своего путешествия. Ведь, пережив всё это, можно ожесточиться на весь мир, замкнуться, а можно стать увереннее в себе, мудрее, научиться радоваться жизни и делиться этой радостью с другими. Если кто-то предаёт самого себя, то в конце концов он ожесточается на весь мир. Я не хочу, чтобы подобное случилось с тобой.