Рыбы молчат по-испански

«Плодожорка, – повторяла Нина – ей нравилось это энергичное проворное слово. – Ксения – плодожорка. Чтобы уберечь яблоню от плодожорок, рачительный хозяин на каждое яблоко надевает специальный мешочек. На каждое! Представляю, как выглядит яблоня с сотней таких мешочков на ветках: памятник усердию. А Кирилл так равнодушно и бездумно подставил прожорливой стихии все свои яблоки. Честное слово, сам виноват – знает ведь, с кем имеет дело!»

«А ведь она у меня на крючке, – как-то раз сгоряча подумала Нина, обидевшись на Ксению из-за какого-то пустяка. – Если будет нужно, все расскажу, кому следует – и про перевод, и про деньги, и про паленые документы. Постой-постой, – тут же перебила она саму себя. – А кто корректировал перевод? Кто замалчивал диагнозы? Кто брал деньги? Ксения здесь ни при чем, всюду значится мое имя, стоит моя подпись. А те разрешения министерские, которые она подделала, сейчас уже не найти, я даже не помню, каких детей тогда усыновляли. Да и судья не захочет кашу заваривать, усыновление-то будет считаться недействительным. Я ничего доказать не сумею, даже если захочу. Все стрелки повернуты на меня».

Были у Нины и другие проступки, гораздо более серьезные, о которых тоже знала Ксения. Случалось так, что испанские семьи, познакомившись с ребенком, возвращались в Испанию, не подписав ни согласия на усыновление, ни отказа. Причины находились разные. Например, ребенка показывали будущим родителям слишком поздно, не утром назначенного дня, а к вечеру или на следующий день, и испанцы попросту не успевали съездить к нотариусу. Или же времени у них было вполне достаточно, но подписывать согласие они все равно не спешили, не зная наверняка, можно ли усыновить предложенного ребенка с сомнительным диагнозом или лучше от него отказаться. Такое случалось намного реже. Они умоляли Нину подождать – совсем немного, всего пару недель. Приедут в Испанию, посоветуются с врачами, тогда и подпишут согласие у испанского нотариуса и мигом перешлют его Нине по срочной почте. Конечно, Нина соглашалась. Возражать и настаивать в такой непростой ситуации она не имела права.

– Нет, имеешь, – напирала на нее Ксения. – Согласие на следующей неделе должно лежать на столе у Людмилы Дмитриевны. Вдруг ребенка передадут кому-то другому?

– Ну что ты, Ксения, – спокойно возражала Нина, пытаясь ее урезонить, – не отберут у тебя ребенка и никому другому не отдадут. Дождутся ответа наших испанцев, и все будет нормально.

– Все ясно, – тон у Ксении ледяной. – Ты просто не хочешь работать с клиентами. Ты же знаешь, как важно иногда проявлять жесткость!

– Ну так возьми и прояви, – не выдерживает Нина. – Давай я привезу их прямо сейчас к тебе домой, ты все объяснишь, а я переведу. Пусть подписывают согласие немедленно.

– Фигушки, – капризничает Ксения. – Не надо испанцев ко мне. Разбирайся с ними сама, это твоя работа. В конце концов, ты за нее деньги получаешь.

Нина понимала, куда клонит Ксения: при желании она могла бы сменить Нину на другого партнера, организовать новое связующее звено между собой и Лусией, поставлявшей испанцев. Нине слабо верилось, что Ксения пойдет на такую глупость. У них столько всего наработано вместе, с Ниной возможно то, что другая переводчица, менее заинтересованная в деньгах, вряд ли согласилась бы делать. Кроме того, Нина была в курсе некрасивой истории с Кириллом и прочих мутных Ксениных делишек, Нину знала в лицо и по имени вся Рогожинская область, все чиновники, воспитатели, директора и представители опеки. Сколько времени понадобится новому человеку, чтобы к нему привыкли пугливые функционеры? Однако за последние месяцы Ксения изменилась так сильно, что, по мнению Нины, могла решиться на любой, даже самый безумный шаг.

– Короче, согласие должно быть в департаменте, – металлическим голосом внушала ей Ксения. – Как хочешь, так и выкручивайся.

– А если они потом передумают?

– Вряд ли. А если передумают, мы про бумажку эту просто забудем, вот и все. Никто не заставит их усыновлять насильно, пойми. Согласие – это простая формальность, оно нужно только для того, чтобы нам с тобой избежать неприятностей, а ребенку поскорее попасть в семью.

Так или иначе, выбить из испанцев вовремя это самое согласие было иной раз сложнее, чем получить аванс. Были случаи, когда Нина шла на последний отчаянный шаг: ехала к Ксениному приятелю, который за небольшую плату сканировал нотариальные печати, а затем с помощью цветного принтера наносил их на заранее подготовленный Ниной документ.

Подделать подписи испанцев не составляло труда.

– Я боюсь. Все время боюсь. Что если кто-нибудь об этом узнает? – жаловалась Нина Ксении.

– Никто не узнает. А узнает – все равно промолчит. Ничего тебе за это не будет, не бойся. Такое всплывает только тогда, когда это кому-то очень нужно. А в Рогожине никто приключений на свою жопу не ищет. Всем выгодно, чтобы все оставалось, как есть, к тому же выглядело пристойно. И в первую очередь это необходимо детям, не забывай.