Рыбы молчат по-испански

Однако успокаиваться сестры не собирались: через несколько минут визг раздался с прежней силой. В машине было темно, салон освещали только фары встречных автомобилей. Нина повернула голову и пристально всмотрелась в зловещие сумерки позади: Даша мертвой хваткой вцепилась в запястье Луиса, а Аня самозабвенно драла когтями грудь и шею Марии. Луис отдувался, словно тащил на себе что-то очень тяжелое, на его бледном лбу выступили капли пота, а Мария, зажмурившись и втянув голову в плечи, старалась уберечь от острых коготков глаза.

Нине хотелось зажать уши, чтобы не слышать звериное сопение и возню на заднем сиденье. Она уже не пыталась вмешаться.

Звуки борьбы, глухие стоны и плотоядные повизгивания детей не стихали до самой Москвы. Возле отеля Луис и Мария вылезли из микроавтобуса истерзанные, с посеревшими лицами. Оказавшись на улице, Мария запахнула пальто, и к своему ужасу Нина заметила, что на нем не хватает пуговиц.

– Нина, – дрожащим голосом проговорила Мария, – в чем дело? Нас никто не предупреждал. Неужели в детском доме про это не знали?! А что если мы с ними не справимся? Понимаешь, если и дальше все будет так продолжаться, то я… Ниночка… я… – она больше не держала себя, и прозрачные ручейки хлынули по щекам.

– Справимся, – энергично закивал Луис, словно подбадривая сам себя. – Обязательно справимся!

Он хлопнул супругу по плечу. На его полном, гладко выбритом подбородке темнела глубока царапина с каплей подсохшей крови.

«Надо бы чем-нибудь смазать Луису раны. Купить календулы», – лихорадочно соображала Нина, поднимаясь вслед за ними по широким ступеням гостиницы «Украина». К сожалению, аптечный киоск на первом этаже в это позднее время был уже закрыт.

– Вот, держи, – обратилась Нина к Марии.

Она вырвала из блокнота листок и быстро чиркнула шариковой ручкой несколько слов. – Это название лекарства – русскими печатными буквами. Утром спустишься к киоску, покажешь продавщице, и тебе дадут пузырек и вату. Намочишь вату раствором из пузырька и смажешь Луису царапины. Поняла?

– Поняла, – всхлипнула Мария, но Нине показалось, что ничего она не поняла.

«Завтра, – решила Нина, – завтра непременно позвоню и напомню».

Из гостиницы «Украина» Нина выбиралась целую вечность.

Она брела по темным заскорузлым снегам, удивляясь, почему популярный отель расположен так далеко от метро и откуда взялся запах гари, щиплющий ноздри.

«Наверное, где-то пожар», – думает она, выходя к Киевскому вокзалу.

На другой стороне улицы полыхает помойный контейнер. Сияющий белый дым восходит к высокому небу, усыпанному звездами.

Подморозило. Возле метро Нина поскользнулась и больно шлепнулась на тротуар.

– Проклятая зима, – шепчет она. – Почему ты так долго тянешься? Ведь скоро апрель!

– Боже, что я наделала? – крикнула Нина во весь голос, вставая с черного скользкого асфальта.

Тормозивший возле Киевского вокзала троллейбус протяжно взвыл, заглушив ее крик.

* * *

Дома Нина выгребла из рюкзака стопку зеленых соток и сунула в тайник. Наотрез отказавшись от макарон, заперлась в комнате и легла спать. Уснула мгновенно – черным пустым сном.

Среди ночи проснулась – словно кто-то потряс ее за плечо.

«Что меня разбудило? – соображала она, тревожно всматриваясь в сумрак комнаты. – Что-то ужасное, непоправимое…»

«Эти дети!.. – застучало в мозгу. – Сестры замучили испанцев!» Как только настанет утро, она немедленно всем позвонит – Елене Ильиничне, Тане-медсестре. Почему она не сделала этого раньше? Почему не расспросила Елену Ильиничну, когда та сама подошла к ней в суде?

«Боже, что я натворила», – шепотом повторяла Нина, вставляя босые ноги в тапки и в кромешной тьме пробираясь в прихожую. Она ощупью отыскала на вешалке свое пальто, запустила руку по очереди в оба кармана. Бумажка с телефоном не обнаружилась. Не было ее и в других местах – ни в рюкзаке, ни в кошельке, ни в кармане джинсов. Тогда Нина залезла в тайник, вынула и разложила на столе спрятанные накануне евро: бумажка с телефоном исчезла бесследно.

«Ну где же ты, – окликнула ее Нина. – Где-где-где…»

В машине! В машине у Вити! Бумажка так и осталась на панели возле ветрового стекла, где лежали карта Рогожинской области, календарик, визитки испанцев и еще какие-то бросовые никчемные бумажки.

До самого утра Нина даже не пыталась уснуть. В девять позвонила Вите. Витя спустился к машине, достал бумажку – к счастью, она действительно лежала на панели – и отправил ей эсэмэской оба телефона.

Директрисы на месте не оказалось, зато медсестра Таня взяла трубку сразу.

– Да-да, – ответила она. – Я вас помню. Вас Ниной зовут. Мы с Еленой Ильиничной так и думали, что вы позвоните.

– Даже не знаю, что вам сказать, – произнесла она нерешительно, выслушав сбивчивый Нинин рассказ. – Девочки трудные. Диагноза у них нет, но это ничего не меняет. Не ставят у нас фетальный алкоголизм, понимаете? Но дело не в нем. Фетальный алкоголизм есть у многих детей. И многие развиваются нормально. А Даша с Аней, они такие от природы. Тут ничего не поделаешь. Мы тоже с трудом справлялись.

– Как же быть? – спрашивает Нина упавшим голосом.