Даже не удостоив Хелен взглядом, Райнер сделал резкий выпад левой рукой, будто отбрасывал от себя что-то. В тот же миг образ Хелен потускнел и ее тело расплескалось по полу затхлой водой – разлетевшиеся по сторонам вонючие брызги заставили всех с криком отпрянуть. На один миг Якоб узрел, что ее тень все еще пребывала на своем месте – разве что билась в агонии. После он услышал крик, несущийся из каких-то заоблачных далей, крик столь сильный, что ноги сами повлекли его тело к выходу. Снаружи Якоб изрядно удивился тому, что кричал, как оказалось, не он сам, а Андреа. Мужчина стоял, прижав руки к бокам, выпучив глаза и округлив губы, из коих в вечернее марево исторгался пронзительный вопль. Якоб подумал было подойти к Андреа и попытаться успокоить итальянца, но слишком уж его занимало в тот момент собственное дыхание; никогда ему не приходило в голову, что может оно быть столь приятным и удовлетворительным действием. С груди будто валун скатился – Якоб пошатывался и покряхтывал, пока живительный воздух промывал его легкие. Райнер тем временем прошествовал к Андреа, приобнял его за плечи и стал говорить что-то утешительное.
Небольшая толпа собралась возле хижины – каждый вооружен кто чем. Райнер обратился к ней как к своей пастве – замер на почтительном расстоянии и провозгласил:
– Ее больше нет!
– С концами ушла, да? – уточнил высоченный швед по имени Гуннар.
– С концами.
Толпа облегченно выдохнула и расслабилась. Кивнув на свой отряд, Райнер сказал:
– Сегодня мы схлестнемся с тем, кто в ответе за все здешние невзгоды. Разумней всего сейчас собрать ваши семьи и остаться этим вечером дома. И я бы не стал на вашем месте до утра отворять кому-либо дверь – не важно, станет ли стучать в нее кто знакомый, как вам покажется.
– А с домом как быть? – спросил Гуннар, имея в виду лачугу Хелен и Георга.
– Жить в нем теперь нельзя, – ответил Райнер. – Неплохо бы ему сгореть дотла. Но с этим можно разобраться и утром. Пока же просто забудьте о нем.
Вскоре после позднего рассвета в бывшее жилище Хелен и Георга кто-то запустил красного петуха. Лагерная пожарная команда обычно реагировала быстро, но не в то утро, и когда она все же прибыла, то далеко не при полном оснащении. Все, что пожарные захватили с собой, – кувалды, дабы сбить уцелевшие остатки строп, ведра песка для тлеющих очагов огня и лопаты для заброса пожарища песком. Пока дом горел, они стояли вместе с группой зевак, что пришли поглазеть на огненное избавление. Дым, витавший над пламенем, был тяжелым, почти вязким, и кому-то даже сделалось дурно от его запаха, а один мальчик, что стоял к огню слишком близко, к исходу дня умер в страшных корчах – его кожу покрыли темные волдыри, напоминавшие поганки, проросшие прямо сквозь кожу. Он стал последней невинной жертвой нависшего над трудовым лагерем кошмара.
Вряд ли кто-то из отряда Райнера прознал о смерти мальчика или о пожаре, повлекшем ее, в ближайшие дня два. Когда пламя уже полностью охватило дом Хелен и Георга, Райнер, Итало, Якоб и Андреа доковыляли до своих обиталищ и рухнули на собственные постели, в которых пробыли изрядное время, пробормотав перед тем что-нибудь невнятно-ободряющее своим женам или соседям по дому. Их сапогам и одежке изрядно досталось – все было перепачкано красноватой грязью странной консистенции, в складки набились темно-зеленые листья с зазубренными краями, опознать которые никто не смог.
Все как один они стонали или кричали во сне, но ни жены, ни сослуживцы не могли добудиться их. Эти жены и сослуживцы оправдывались за четверых начальству, но, несмотря на все хлопоты, Андреа потерял работу. Оправившись от затяжного сна, мужчины мало что смогли объяснить, отвечая на большинство вопросов в лучшем случае кивком головы. Райнер и Итало заверили своих жен, что все худшее позади, опасность миновала, и Клара с Региной разнесли эту весть по лагерю. Хоть Андреа никто и не назначил дату выселения – ему разрешили оставаться в лагере столь долго, сколь он пожелает, – он сразу же, как встал на ноги, собрал свои пожитки и отчалил, ведомый целью, подробностями которой ни с кем не поделился.
Что до Анжело – все четверо из отряда Райнера как-то сошлись на том, что он куда-то сам по себе убежал; всем в лагере, даже самым непосвященным, было понятно, что от правды подобная версия несказанно далека. Но осознание этого отнюдь не повлекло за собой расследования – у лагеря, вернувшегося к обыденному состоянию, были и другие, более насущные хлопоты помимо тех, что связаны с выяснением судьбы, постигшей Анжело.
Что бы эти люди сказали, если бы узнали, что на самом деле с ним стало, – неизвестно. Скорее всего, они не поверили бы, отказались бы верить, сочли бы все дурной шуткой. А может, разгневались бы – как порой бывает с людьми, что сталкиваются с чем-то необъяснимым и будто бы расстраиваются, что Вселенная имеет дерзость подсовывать им под нос нечто за гранью их повседневного понимания.