Увиденное им служило наглядным уроком по различению слухов и реальности. Правая рука Хелен свисала вдоль ее бока, но кривой не была – черные отметки и впадины на ней были лишь бледными последствиями побоев, нанесенных молотком Итало и сковородкой Регины. Ее платье походило на драпировку, наброшенную поверх груды камней, но лишь из-за травм, полученных перед смертью. Что касается ее тени – хоть ту трудно было увидеть во мраке, Якоб все же счел, что она не движется. Что привлекло его внимание – так это то, что женщина промокла с головы до ног, как будто ее окатили водой из бочки за секунду до того, как Райнер вошел в парадную дверь. Ее волосы и платье буквально сочились, кожа блестела так сильно, что казалось, сами ее поры выделяют эту странную влагу… но всему виной, надо полагать, было лишь размытое освещение. Слухи были верны лишь в одном: глаза женщины были подобны тусклым золотым монетам, в которых кто-то насверлил сразу несколько дыр-зрачков. Повернись эти глаза в его сторону, Якоб сразу бы отвернулся, но Хелен смотрела только на человека, что стоял ближе всего к ней – на Райнера. Поза того была раскованна, будто у профессора перед лекционным залом, адвоката перед присяжными, священника перед алтарем. Рабочий наряд Райнера, его груботканые рубашка и брюки, отмеченные пылью дневных трудов, казались почти комично неуместными – в тот миг ему полагалось быть облаченным по меньшей мере в костюм, а верней всего – в одеяние ученого или священнослужителя.
Разлепив губы, мертвячка издала низкий горловой смешок. Якоб переступил с ноги на ногу. Смешок перерос в полноценный приступ смеха, разматывающийся, как нить от ткацкого станка, – почти осязаемый. В самом сердце этого смеха что-то было – некий посыл, предназначенный одному ему, посыл чрезвычайно важный, что-то насчет Лотти и его самого. Если сосредоточиться, то почти можно разобрать слова, но…
– Умолкни, – велел мертвячке Райнер.
И смех оборвался. Хелен скорчила гримасу. Якоб потряс головой – как и остальные.
– Кто твой хозяин? – спросил Райнер.
И Хелен ответила – голосом, в котором был слышен скрежет скал о скалы, от которого и у Якоба, и у остальных сжалось нутро:
– Не для тебя его имя звучит.
– Кто твой хозяин? – повторил Райнер.
– Спроси Вильгельма Вандерворта, – бросила Хелен.
Услышав это имя, Райнер еле заметно содрогнулся. Он открыл рот, помедлил, затем спросил в третий раз:
– Кто твой хозяин?
– Рыбак, – ответила Хелен.
Этот ответ Райнера устроил – он кивнул.
– Зачем он прибыл сюда?
– Чтобы порыбачить, – сказала Хелен со шкодливой улыбкой на устах.
– Почему же он рыбачит здесь?
– Здесь воды залегают глубоко.
– И что же он намерен поймать?
– Ничто.
После короткой паузы Райнер поправил себя:
– Я имел в виду – кого он намерен поймать?
– Намерен, – эхом повторила Хелен.
– Кого? – настоял Райнер.
– Тебе его имя знать не должно, – парировала Хелен.
– Кого?
– Ты не вынесешь даже его звука.
–
Что именно ответила Хелен, Якоб не понял – этого слова он ни разу в жизни не слышал. Что-то вроде
– Ерунда, – произнес он. – Не посмел бы этот твой рыбак ловить его.
– Ты спросил, я ответила. Ты предпочитаешь услышать другое имя? Тиамат, Ёрмунганд, Левиафан[11]…
– Говори правду! – вскричал Райнер. – Следуй Соглашениям!
– Я следую Соглашениям, – промолвила Хелен. – Не вини меня за правду, которую не в силах принять.
– Но у него нет и не будет такой власти!
Хелен пожала плечами.
– Это уже его заботы.
– Но последствия…
– Меня они не касаются.
– Сколь много работы ему осталось?
– Немного.
– Он соткал веревки?
– Из волос десяти тысяч мертвецов.
– Он выплавил крючья?
– Из мечей ста мертвых королей.
– Он установил границы?
– К чему ты терзаешь меня своими допросами?
– Он установил границы?!
– Беги домой – и у тебя будет время облобызать жену на прощание.
–
– Он к тому близок, – произнесла Хелен.
Райнер повернулся к остальным – на его лице лежала глубокая тень – и молвил:
– Нам следует уйти. Сейчас же.
– А как быть с ней? – спросил Итало.