Рыба гниет с головы

– А меня что, не спрашивают? – тут же возмутился женский голос. То, что он женский, Антон понял только по смыслу сказанного.

– Да я всех спрашиваю, – подтвердил он свои добрые намерения. – Вы тут хозяева, а я гость.

Кто-то зажег спичку, и в глубине «пещеры» Антон увидел несколько щитов с рваными матрацами, уложенными прямо на трубах. На этих лежанках возились, как огромные крысы, четверо, чем-то напоминавшие людей. Он двинулся между трубами на свет спички. Свет быстро погас, но потом снова чиркнули, и зажегся другой огонек, кажется, какой-то самодельный масляный светильник. Фитилек страшно коптил и давал очень мало света, но все равно с ним было лучше.

Антон разглядел трех мужиков с одинаковой степенью небритости, одетых кто во что горазд. Один был в мятом грязном костюме. Антон вспомнил, что таких в этой среде раньше называли «бичи». «БИЧ» – бывший интеллигентный человек. Человек, который вышел из интеллигентной среды, который спился, опустился и частенько становился бродягой, потому что пропивал квартиру или его оттуда выгоняли родственники. Второй был в вытянувшемся и великоватом для него спортивном костюме. Третий – в фуфайке на голое тело. Женщина вставать не стала и смотрела на гостя со своего ложа. Под щекой у нее была подушка, а укрывалась она шерстяным одеялом. Разумеется, это было подушкой и одеялом в прошлом. В прошлой их – подушки и одеяла – жизни.

Здесь было тепло, даже душно. Когда Антон подошел ближе к лежанкам, то понял, что именно тут самое комфортное место в этом подземелье. От труб тепло поднималось вверх, а откуда-то сбоку неторопливо тянуло свежим воздухом, и дышать было немного полегче. Или он уже, как это называется в простонародье, принюхался, стал привыкать к запаху.

– Те че надо? – с завидной высокомерностью поинтересовалась женщина. – Дозу? Так мы дурью не балуемся. Или ты мент?

– Я – Робин Гуд, – развел руками Антон.

– Это что за работа такая? – не поняла женщина.

– За трубами, что ли, следишь? – присоединился к опросу второй, в фуфайке. – Сантехник?

– Робин Гуд! – многозначительно повторил для всех тот, что был в старом мятом костюме. – Благородный разбойник из средневековой Англии. Грабил богатых и все раздавал бедным.

– Че-че? – оживился третий бомж. – Че он нам принес?

– Ничего он, Коля, не принес, – назидательно поправил бомж в костюме. – В бегах он. От ментов прячется. Вот посему и пришел к нам – сирым и обиженным. Удел русской интеллигенции – беспрестанные гонения, ущемление права на свободомыслие и самовыражение. Советская власть ничем не отличается от монархического строя, все так же насилуя русскую интеллигенцию.

Антон присел на какой-то ящик и с интересом рассматривал компанию.

– Для тех, кто давно не был наверху, – вставил он, – сообщаю, что советская власть рухнула, и там, – показал пальцем вверх, – воцарилось царствие демократии и свободного предпринимательства.

– Ну и шел бы ты отсюда, раз воцарилось, – проворчал третий. – Выпить принес?

– Увы, – усмехнулся Антон, – могу поспособствовать только деньгами, и то в малом количестве. Как тут правильно оценили ситуацию и мой статус – в бегах я, и меня ищет полиция.

– Слышь, а ты не п… – недоверчиво буркнула женщина, – больно сладко поешь!

– Велеречив, – невнятно пробормотал интеллигент в костюме. Потом поднял грязный палец и процитировал, глядя на огонек светильника: – «Нестора всегда почитали искусным и велеречивым от всех Царей Греческих, ибо словеса сладкия текли из уст его яко источник меда».

Пришлось Антону чистосердечно рассказывать о себе. Он описал всю свою историю, начиная от ограбления в Екатеринбурге и кончая своим нападением на участковых и угоном полицейской машины. Естественно, умолчал лишь о том, что он сам – лейтенант полиции. Это нарушило бы начавшее формироваться удивительное чувство единения.

Дальше разговор пошел веселее. Особенно после того, как Антон выделил из своей наличности тысячу рублей в общий котел. Никто никуда и ни в какую торговую точку не побежал, потому что все нашлось на месте. Приличная бутылка водки была извлечена откуда-то из ниши в стене. На пододвинутом ящике под газетой оказалась закуска в виде куска колбасы, хлеба трех видов, початой банки консервов и множества овощей.

Есть предложенную еду Антон не решился, понимая, что большая ее часть собрана по мусорным бакам. Он бы выпил водки, чтобы снять напряжение, но решил и этого не делать. Принципы тем и хороши, что они не подвержены изменениям из-за удачно подвернувшейся ситуации. Например, «с устатку», «от нервов» или «как лекарство».

Обитатели «подземелья» нисколько не огорчились, что их гость отказался от угощения. Возможно, что и обрадовались. За столом, которым служил все тот же ящик, стало шумно. Женщина, все ее звали Мухой, спустилась со своей лежанки, сверкая лоснящимися от грязи обтягивающими лосинами. При ближайшем рассмотрении создавалось впечатление, что некогда Муха была красивой женщиной, а в процессе застольных разговоров выяснилось, что ей всего тридцать два года, хотя выглядела она на все пятьдесят.