Русское язычество. Мифология славян

Ой, у лози калинонька в лози,
Тепер моя головонька в тузи.
А вжеж в лози калинонька зацвила,
А вжеж мене мати за пьяницю дала.

На пути козаку расцветают лозы — невзгода.

Ой, зацвили густи лози
Козакови при дорози,
Козак блудить, козак нудить.

Девица, не дождавшись милого, сопоставляет себя с лозами.

Хилитеся, густи лози, видкиль витер вие,
Дивитеся, кари очи, видкиль милий ииде;
Хилилися густи лози, та вже перестали,
Дивилися кари очи, та й плакати стали.

Лоза — страдание от врагов.

Тяжко лозам хилитися через береженьки:
Тяжко очам дивитися через вороженьки.

Ночевать в лозах или под лозою — образ бедствия.

Пид лозиною всю нич почувала,
И з лозиною всю нич розмовляла:
Ой, лозино, ти жовтий цвите,
Пропала я, ох мий бидний квите!
Ой, лозино, ой ти ж, зелененька,
Пропала я, та щей молоденька!

Лоза — постель утопленника.

Моя постилонька у води лозинонька.

Есть песня, в которой молодец бросает свою возлюбленную в Дунай и сам обещает за нею последовать. Она, конечно, мертвая приплыла к густым лозам.

Ой, взяв милий милу пид биленьки боки,
Пустив милу на Дунай глибокий.
«Пливи, мила, миленька, водою,
А я зараз плину за тобою!» —
Ой, виплила, мила, за густии лози,
Ой, облили мене дрибненькии слези!

Хвойные деревья — ялина (ель) и сосна — также печальные символы. Ель встречается редко. В песне, которую мы приводили выше, говоря об яворе, она равняется с этим последним и сопоставляется с томлением изнывающего от любви молодца, которому и еда не идет на ум.

Хоч не явир, хоч не явир,
Так зелена ялина;
Кличе мати вечеряти,
Вечеронька мини не мила.

Ель в другой песне является на могиле матери:

Найшла в поли ялину,
Матинчину могилу, —

и здесь она имеет только иносказательный смысл, так как на самом деле нет обычая сажать ель на могилах. В иной песне об умершем козаке она материал для гроба.

Будеш мати дом яловий,
Темненькую хатиноньку,
Високую могилоньку.

В свадебных песнях она символ смирения, безгласности.

Похилее дерево ялина,
Покирнее дитятко Маруся.

С сосною сопоставляется плачущая девица, еще чаще замужняя женщина и мать-вдова.

Ой, стояла сосоночка напроти сонечка,
Ой, плакала дивчинонька, сидя в виконечка.
Вие витер в чистим поли,
По крутому береженьку,
По жовтенькому писочку,
По хрещатим барвиночку.
Вода сосну пидмивае,
Горностай коринь пидъидае,
Зверху сосна усихае.
На верх сосни пчоли вьються,
В молодой слези льються.
Ой, сосенка, сосенка!
Деж ти так виросла?
«Ой, виросла я в лужку,
При крутому бережку, —
Заскрипило деревце. —
Я в лугу стоючи заплакала,
Я, вдова, свого сина годуючи».

Женщина, скучая в разлуке с родными, воображает их гуляющими под вишнею:

Ой, у саду сосна,
Пид сосною вишня;
Там моя родина
На гулянья вийшла.
Родина гуляе, мене не поминае.
Покладу я кладку на биструю ричку,
Пиду до матинки хоч у темну ничку, —

а самую вишню помещает под сосною, вероятно, знаменуя этим последним образом собственную грусть о том, что она не с родными. Козак, тоскуя в чужой земле в турецкой, говорит, что его занесла туда вода, которая пошла от сосны.

Ой, сосно, сосно кучерява,
Изросла на жовтим писочку,
На крутим бережечку;
Туди вода ишла,
Бона мене занесла
В чужу землю — в Туреччину.

Сосна, колыхаемая ветром, возбуждает у сироты думы о его лихой судьбе.