Русское язычество. Мифология славян

А в полю, в полю два яворойки,
На явороньках суть ретязойки,
На ретязойках колисанойки,
В колисайноци Бижее дитя:
Колисала го Бижая Мати,
Ей колисала, твердо заснула;
Прилетали к ней вирлове птаси,
Полетили з ним аж пид небеса.

Мы едва ли ошибемся, если объясним, что присутствие яворов здесь означает земные невзгоды и страдания, ожидающие Христа в земной жизни, тем более что в другом варианте той же колядки жиды покушаются наделать зла младенцу.

На тих яворах висить скобойка,
А в тий скобойци колисанойка,
В тий колисанойци сам милий Господь.
Там тади лежит давна стежейка,
Тов стежейков идет сим-сот жидив.
Едни ми гварят: «Заколишиме!»
Друга ми гварят: «Переверниме!»
А трети гварят: «З собов возьмиме!»

Но в галицких песнях есть, однако, следы такого значения явора, которое не сходится со всеми приведенными примерами. Таким образом, в колядках поется, что среди двора стоит явор, на котором золотая кора и серебряная роса; прекрасная девица обдирает золотую кору и стряхивает серебряную росу, потом несет то и другое к золотых дел мастеру, чтоб он сделал золотую чашу и серебряный кубок: из чаши будет пить сам Господь, а из кубка хозяин, в честь которого колядуют.

Стоить явир посеред двора,
На явори золота кора,
Золота кора, срибная роса,
А уточила (?) красная панна,
Золоту кору, тай обтручила,
Срибную росу тай обтрусила,
И нонесла до золотничка:
«Ой, золотничку, голубоньку,
Зроби мини золотий келих,
Золотий келих, срибний кубок.
А з келиха сам Господь пье.
А из кубка сам господарь».

В другой колядке наверху явора сокол вьет гнездо; в середине дерева в борти — пчелы, а у корня — черные бобры; все это, как предметы богатства, предоставляется хозяину и хозяйке.

Ой, там за двором, за чистоколом,
Стоит ми, стоит зелений явир,
А в тим явори три користоньки:
Една ми користь — в верху гниздонько,
В верху гниздонько, сив соколонько;
Друга ми користь — а в середини,
А в середини в борти пчолоньки;
Третя ми користь — у коринячка,
У коринячка чорнии бобри.
Сив соколонько — пану на славу,
Яри пчолойки — Богу на хвалу,
Чорнии бобри — та на шубоньку,
Та на шубоньку господиноньци.

Таким образом, в обеих этих колядках явор является уже не с обычным своим мрачным значением, а скорее представляется образом богатства. Но нельзя поручиться, чтобы здесь было одно и то же дерево под именем явора, тем более что в чешских и словацких песнях явор является совсем не тем глубоко грустным символом, как в южнорусских, и, может быть, западнославянское воззрение отразилось здесь на западных окраинах южнорусского племени. Наконец, надобно принять во внимание и то обстоятельство, что одно дерево могло заменить другое с ослаблением ясности мифологических воззрений. Так, в чрезвычайно любопытной колядке о сотворении мира (см. ниже о голубях) в одном ее варианте — дуб, в другом — явор, и, при соображении с другими подобными образами, можно склониться к тому, что явор заменил дуб неправильно.

Лоза также постоянный символ несчастия и слез, чему немало способствует и созвучие слов, постоянно встречаемое в тех образах, где в народных песнях является это дерево: лозы — слезы применительно к разным положениям и девицы, и молодца, и замужней женщины, и козака, и детей.

Еще козак не заихав за густии лози,
Вже облили дивчиноньку дрибненькии слези.

Или:

Десь мий милий далеко,
За густими за лозами
Умиваеться слизами.

Или:

Пишли дити за лозами,
Виливаються слизами,
Тоби б, тату, так Биг дав,
Як се ти нас розигнав.

Или:

Заростало Запорожье густими лозами,
Та вмилися козаченьки дрибними слизами.

Калина в лозе — образ несчастного замужества.