Русский щит

«Может, недоброе задумали? – гадал Фофан. – А может, снова хан, как случалось в прошлые годы, вытребовал княжеские полки для похода на Литву?» Но наверняка знать, почему удельные князья едут в Орду, воевода Фофан не мог, как и не мог догадаться, что путь князьям предстоял гораздо более близкий, чем указан в ханских ярлыках. Союзники Андрея Городецкого ехали на этот раз не в Орду, а к лесному городу Мурому, возле которого, готовясь к походу в русские земли, уже собирались тумены Кавгадыя и Алчедая.

Андрей Александрович встречал союзников в пестром татарском шатре. Возле кресла городецкого князя стояли, положив ладони на рукоятки кривых сабель, ханские полководцы Кавгадый и Алчедай, своим присутствием как бы подтверждая и освящая именем Тудаменгу каждое слово князя Андрея. А тот говорил гордо и высокомерно:

– Брат мой, недостойный Дмитрий, примет кару за дела свои, – цедил сквозь зубы Андрей. – Милостью господина нашего, хана Тудаменгу, наделены мы великим войском. Радуйтесь, князья, что успели к источнику щедрости. Хан Тудаменгу не забудет вашего усердия!

Кавгадый и Алчедай важно кивали, подтверждая слова русского князя.

Вторжение было неожиданным. Ордынские конные отряды окружили сторожевые заставы владимирцев и вырубили их до последнего человека. Некому было послать вести о начале войны. Враг был всюду. Татарскую конницу вели по лесным дорогам надежные проводники, выделенные князем Андреем.

Два дня отчаянно сражался на стенах Гороховца полк воеводы Фофана против несметной татарской силы, и, поняв бесполезность сопротивленья, оставшиеся владимирские ратники пробились через кольцо врагов и скрылись в лесах.

Тем временем тумены Кавгадыя уже ворвались во Владимирское княжество. Возле речки Судогды они напали на владимирское ополченье, посланное великим князем в подкрепленье Фофану. Пешие горожане, плохо вооруженные и непривычные к ратному делу, полегли в короткой злой сече. Конные боярские отряды рассеялись в окрестных лесах.

Известие о поражении на речке Судогде застало Дмитрия Александровича в Переяславле. Только что из княжеской горницы разошлись военачальники переяславских дружин: назавтра был объявлен поход. Слушать гонца остались самые близкие люди, которым Дмитрий верил как самому себе – большой воевода Иван Федорович, боярин Антоний, старый тиун Лаврентий Языкович. Гонец – сотник переяславской дружины, приставленный на время войны к ополчению, – закончил свой короткий рассказ и молчал, выжидательно глядя на великого князя.

– Много ли ратников в живых осталось? – спросил Дмитрий.

– Из пешцев мало кто уцелел, княже. Полегли или в полон попали. Разве от конного татарина убежишь? А бояре с конными холопами утекли в леса…

Гонец опять замолчал, но, встретив вопросительный взгляд великого князя, добавил с неожиданной злостью:

– Только ты, княже, на беглецов не надейся! Навряд ли бояре со своими людьми сюда придут! Все больше в другую сторону, к Мещере, бояре подавались, в безопасные места…

Дмитрий переглянулся с боярином Антонием. Все было понятно без слов. Войска, чтобы оборонять столицу, уже не оставалось!

– Ты через Владимир ехал? Что люди в городе?

Гонец нерешительно переступил с ноги на ногу, сказал с сомненьем:

– Ворота городские заперты, стража на стенах стоит. Но мечется народ во Владимире. Когда проезжал, слышал крамольные речи. Говорили люди, что не надобно с Андреем биться, иначе вырежут всех татары. По моему разуменью, крепкой надежды на владимирцев нет…

Дмитрий Александрович махнул рукой, отпуская гонца.

– Что будем делать, други?

Большой воевода Иван Федорович и боярин Антоний подавленно молчали. Священник Иона начал было утешать: «Бог даст, обойдется…» Но великий князь оборвал его:

– О деле говори, отец Иона!

Резкость великого князя была понятна. Не утешенья искал Дмитрий в этот тяжелый час, а жестокой правды, мудрого совета. Слово было за Иваном Федоровичем – самым старым, самым многоопытным.

– На сей раз проиграли мы, княже! – решительно сказал Иван Федорович. – Биться в поле против орды с оставшимися полками безумию подобно. Уходи в безопасное место, пережди, пока отступят татары. Тогда с Андреем один на один рассчитаешься, без посторонних. А в Переяславле оставь меня с дружиной. Город отстою. Мыслю, налегке идут татары, скорой ратью…

– Уходи, княже, в безопасное место, – поддержал воеводу Антоний. – В Копорье уходи. Там серебряная казна, там ратники Федора. Пересидишь беду за каменными стенами – сильным вернешься!

Дмитрий Александрович понимал, что совет ближних людей – единственно верный, но медлил с решеньем. Нестерпимо больно было отказываться от всего, что с такими трудами достигнуто, снова превращаться в князя-изгоя. Что-то он не додумал, чего-то не предусмотрел, властвуя вот уже шестой год над Владимиром…